Безумство храбрых. Бог, мистер Глен и Юрий Коробцов

Роман Федорович шел дальше. Скоро все знали, что это за «другое помещение», и стали называть его верхним. Но каждый раз спрашивали.

Четкие ответы дежурных почему- то успокаивали.

В это утро Роман Федорович задержался возле Баранникова дольше обычного.

– Удивил ты меня, братец.

– Чем? – слабым голосом спросил Баранников.

– Получил пулю в живот и спрашивает! Ты, братец, по всем статьям должен был умереть. – Роман Федорович оглядел большую фигуру Баранникова. – Две жизни тебе досталось, вот что. Но подожди радоваться. Тебе надо очень осторожно есть, а здесь, как ты понимаешь, не санаторий. Из баланды ешь только жидкость. Хлеб прожевывай, пока он во рту не станет как манная каша. Не будешь этого делать, попадешь в верхнее помещение. Будешь осторожен – через две недели встанешь, и я назначу тебя бригадиром…

Роман Федорович ушел.

Возле Баранникова остался бригадир – дядя Терентий. Ему было за пятьдесят, он участвовал в первой мировой войне и еще тогда побывал в плену у немцев. На эту войну пошел добровольцем.

Просто взял свою охотничью берданку, вышел на Минское шоссе и втиснулся в строй отступавшей части. Старому солдату не повезло: в первую же бомбежку осколок перебил ему ногу. Теперь кость уже срослась, но неправильно – левая ступня была повернута внутрь. Он прихрамывал и ходил с толстой суковатой палкой, а когда стоял, укладывал на эту палку раненую ногу.

– Да, выжил ты удивительно, – сказал дядя Терентий, подпихивая Баранникову под бок гнилую солому. – Я сколько раз загадывал, в какую ночь понесу тебя в верхнее помещение. А ты возьми да и обмани нас всех. Здоров ты, это конечно. Ты что, в артиллерии служил?

– Нигде я не служил, дядя Терентий, я к своим пробивался. Война меня на границе застала.

Дядя Терентий понимающе покачал головой:

– Не просто через стену пробиться. Да… А теперь вот никто не ведает, не знает, что с нами дальше будет. Немца той, первой войны я изучил. Лютый был, но, надо признать, аккуратный. Все делал по инструкции. А нынешний немец, замечаю, совсем другой, обезумевший какой-то. Всего от него ждать можно. Так что крепчай поскорее. Мало ли что еще придется выдержать.

– Спасибо тебе, дядя Терентий, – тихо произнес Баранников.

– Какой я тебе дядя? Тоже племянник нашелся! – пошутил Терентий и серьезно добавил:-Мы с тобой вроде братья, только я чуть постарше. Ладно, лежи и слушай, чего говорит Роман Федорович.

Спустя неделю Баранников уже встал и для начала взялся помогать дяде Терентию. А еще спустя несколько дней Роман Федорович назначил его бригадиром, отвечающим за двенадцать тяжелораненых…

Дни шли за днями. Жизнь и смерть делили людей между собой. Те, кто выздоравливал, начинали мечтать о побеге. Эта мечта поддерживала всех, она помогала Роману Федоровичу поднимать на ноги, казалось, безнадежных.

Четверо бежали минувшей ночью. Утром о них говорил весь сарай. К Баранникову подошел Роман Федорович:

– Если даже один из них доберется до своих и станет солдатом, я имею право спокойно… перейти в верхнее помещение. – Он вздохнул и добавил: – Но очень боюсь за них.

Не дойдут. Наши охранники говорят, что их войска уже в Вязьме.

– Может, врут?

– Нет, похоже на правду.

– Что же это происходит? – растерянно пробормотал Баранников.

Роман Федорович нахмурился, глаза его стали колючими:

– Что происходит? Война происходит, вот что. Не в кино ее смотрим. Не дурацкие вопросы надо задавать, а действовать, действовать каждому в любых условиях. Вот еще четверых выпустили, а нам надо поднять на ноги всех. Шутка сказать, здесь полбатальона на нашей ответственности. – Роман Федорович круто повернулся и размашисто зашагал по сараю…

Солнце всходило с той стороны, где крыша была сорвана. В этот час внутренняя сторона уцелевшего крова становилась розовой. Серые лица раненых тоже розовели, и, глядя на них, можно было подумать, будто эти люди просто остановились здесь на неприютный ночной привал.

Баранников проснулся от какого-то шума, который быстро приближался. Подойдя к стене, он прильнул к щели. По дороге, извивавшейся около леса, мчались грузовые автомашины с солдатами.

Баранников побежал к поломанной телеге, в которой обычно спал Роман Федорович:

– Вставайте, сюда солдаты едут…

– Ну и черт с ними! – сонно отозвался доктор.

Машины остановились на взгорке возле палатки охраны. И тотчас там раздался крик – кто-то ругался высоким, визгливым голосом. Потом все стихло.

– Сюда идут! – тревожно крикнул стоявший у ворот раненый.

Роман Федорович слез с телеги и спокойно сказал Баранникову:

– Отойдите-ка от меня на всякий случай.

Баранников прошел к своим раненым и сел там на ящик.

В воротах сарая остановились десятка два немцев. Впереди – офицер в длинном зеленом плаще. Он взмахнул рукой, и из-за его спины вынырнул человек в штатском.

Он поднял к офицеру лицо и стал похож на собаку, ждущую приказа хозяина.

Офицер сказал что-то солдатам. Они вошли в сарай и во всю его длину стали редкой цепочкой. Затем офицер громко крикнул что-то. Человек в штатском вытянулся, набрал воздуху и крикнул по-русски:

– Господин гауптшарфюрер приказывает встать!