Безумие толпы

Он понимал, что она имеет в виду. Не пуговицу, а слова на ней.

«Не будет ли тогда, как прежде, слишком поздно?»

Уютную маленькую гостиную на мгновение заполонили голоса сторонников Робинсон, гневно скандирующих: «Слишком поздно! Слишком поздно!»

Это была неполная строка из стихотворения, в котором по иронии судьбы говорилось о прощении.

– Не понимаю… – Рут взяла пуговицу. – Почему здесь мои слова?

– Профессор Робинсон не спрашивала у вас разрешения воспользоваться ими?

– Нет, конечно не спрашивала. И я бы никогда… – Она умолкла на полуслове.

– Что?

Поэтесса некоторое время смотрела на огонь, прижав к лицу тонкую руку с выступающими синими венами, потом встала и минуту спустя вернулась с ноутбуком, открыла его у себя на коленях.

– О черт!

– Что?

Он подошел к ней, наклонился. Электронное письмо пришло от Д. Шнайдер месяц назад. Она запрашивала разрешение использовать одну эту строку в кампании по сбору денег на университетское исследование по улучшению системы здравоохранения. На бланке стояла кнопка «Ответить отправителю».

– И вы ответили?

– Вероятно.

Рут перешла в папку «Отправленные». И да – быстро отыскала там свой ответ: «Хер вам. Со всей искренностью, Рут Зардо».

– Ответ довольно ясный. – Арман выпрямился. – Но они вашу строку все равно взяли.

Возможно, это объясняло, подумал он, почему и профессор, и мадам Шнайдер весь вечер избегали Рут, несмотря на более позднее заявление Робинсон. Наверное, они почувствовали себя довольно неловко, когда увидели ее там.

– Профессор Робинсон утверждает, что они приехали из Британской Колумбии, чтобы повидаться с вами. Что они специально для этого и отправились на вечеринку.

– Вранье.

– Вы уверены?

– Ты думаешь, я не знаю, что такое вранье?

– Я думаю, вы получаете немало обращений с просьбами и, возможно, в минуту…

– Безумия?..

– …вы согласились.

– Встретиться с теми, кому я уже отказала? Зачем я стала бы это делать?

– Вы могли и не вспомнить, кто они.

Рут откинулась на спинку стула и сердито посмотрела на него:

– Когда это я в последний раз соглашалась встречаться с кем-то? В особенности для того, чтобы поговорить о моей поэзии.

Аргумент был веским.

Рут ненавидела разговоры о своей поэзии, потому что она – поэзия – говорила сама о себе. И еще поэтесса втайне боялась, что не сможет как следует объяснить, что она написала и зачем, и выставит себя косноязычной и нуждающейся в лечении.

Она держала пуговицу двумя пальцами, вытянув руку, словно пуговица воняла.

– И что мне с этим делать?

– Беспокоиться по данному поводу нет нужды, – сказал он, взяв у нее пуговицу. – Можно это дело спустить на тормозах. Я могу переговорить с профессором Робинсон и напомнить ей о вашем электронном письме. Вы можете переслать его мне?

– И скажите ей, чтобы она все деньги, которые заработала на моей поэзии, отправила в Лапорт.

Он улыбнулся:

– Я ее попрошу. Если у меня ничего не получится, обратитесь к своему адвокату.

– У меня нет денег.

– Об этом можете не волноваться. Расходы на адвоката войдут в сумму иска. – Он наклонился и прошептал: – Вы всегда можете продать немного вашей травки.

Она рассмеялась.

– Нынче спрос на сныть невелик. – Потом посерьезнела и сказала: – Merci, Арман.

Они оба знали, что ему за это могут предъявить обвинение в конфликте интересов. Но Гамаш, как в свое время его отец, понимал, что иногда конфликт интересов необходим.

Глава двадцать пятая

Арман, так же как Изабель, обошел оберж сзади и лишь после этого направился внутрь.

Он прошелся по лыжне, по которой много раз катался с друзьями зимними днями в молчаливом лесу, где тишину нарушает только звук скольжения длинных узких лыж по снегу: шшшшш-шшшшш-шшшшш. Ритмический, способствующий размышлениям. Над головой сквозь ветки пробивается солнце…

Шшшшш-шшшшш-шшшшш.

Они проходили по лыжне несколько километров, потом поворачивали назад и заканчивали прогулку в бистро. Отстегнув лыжи, прислоняли их к стене, входили с раскрасневшимися щеками внутрь, садились у открытого огня и пили горячий шоколад, или виски, или ромовый пунш. И поддразнивали друг друга: ну ты, парень, и запыхался.

Но сегодня тяжелые сапоги Армана вытаптывали узкую лыжню, ведущую к палатке. Полицейские Surete прочесывали лес в поисках орудия убийства или каких-то улик, которые легче заметить при дневном свете.

Услышав чьи-то шаги, старший агент повернулся и хотел было уже прогнать искателя диковинок. Но, увидев, кто идет по тропе, старший и остальные агенты выпрямились и отдали честь.

– Bonjour, – сказал Гамаш. – Bonne annee. Нашли что-нибудь?

– Пока ничего, patron.

Он зашел в палатку. Там стояла какая-то пугающая тишина. Он остановился на том месте, где рассталась с жизнью Дебби Шнайдер, и огляделся. Потом на секунду закрыл глаза, представляя себе то, что невозможно увидеть. Затем покинул палатку и быстрым шагом направился в оберж.