Безумие толпы

– Если не возражаете… – В руке она держала бланк расписки о получении.

Бовуар сжал губы и сделал себе заметку на память: угостить агента Лавинь чашкой кофе. Если не за здравый смысл, то за отвагу.

Лавинь ушла с бланком, подписанным Арманом Гамашем. А вещдоки остались у них.

Поставив коробку на стол в оперативном штабе, Бовуар раздал латексные перчатки. Гамаш надел их, пытаясь скрыть, что к горлу у него подступает тошнота, – так случалось всегда, потому что от запаха латекса на него накатывали воспоминания.

Лакост взяла телефон, чтобы снять происходящее на видео.

Сорвав печать, Бовуар начал доставать содержимое, называя каждый предмет. И тот сразу помещался в пакет, на который приклеивалась бирка.

Последние три вещдока Жан Ги положил на стол.

– Четыре поздравительные открытки.

Изабель открыла их:

– Поздравления Эбигейл с днем рождения, первая – на шестнадцать лет, последняя – на девятнадцать. Все подписаны: «С любовью, Дебби». Таким образом, мы точно знаем, когда между ними случился разлад.

– Вскоре после смерти Марии, – кивнул Гамаш.

– Вот фотография, – сказал Бовуар.

Он покрутил фото в руках, увидел аккуратную надпись: «Последняя». Она была сделана тем же почерком, что и предсмертное письмо.

На дне коробки остался единственный предмет.

– Ежедневник, – произнес Бовуар под запись.

Но все понимали, что перед ними нечто гораздо большее.

Бовуар взглянул на имя и год, написанные на первой странице, и протянул ежедневник старшему инспектору Гамашу:

– Он принадлежал Полу Робинсону.

Гамаш закрыл на мгновение глаза, выдохнул. До этого момента он думал: «Может быть», – но пока Жан Ги не произнес последней фразы, никакой уверенности у него не было.

– И год смерти Марии? – спросила Изабель.

– Non, – ответил Жан Ги. – Год его смерти.

Арман сел, надел очки, открыл ежедневник.

– Дебби Шнайдер нашла его, когда они просматривали вещи Робинсона, – сказала Изабель.

– Всего несколько недель назад. – Арман поднял взгляд. – Oui. Я думаю, это и стало катализатором.

Изабель и Жан Ги встали с обеих сторон от Гамаша и склонились над столом, когда он открыл ежедневник на дне смерти Пола Робинсона.

– Чистая страница, – вздохнула Изабель.

Несмотря на разочарование, она понимала: вряд ли Робинсону нужно было напоминать себе, что на этот день намечено самоубийство.

– Я думаю, когда Дебби нашла ежедневник, фотография, – Гамаш поднял фото, – лежала на этой странице. Тут даже видно, что приклеилась частичка глянцевого покрытия. Мы отправим это в лабораторию.

Арман принялся листать страницы дальше. Все они были пусты.

Тогда он начал листать обратно. Одна страница. Две. Вот запись. Последняя.

«Письмо Колетт. Копия».

Вот оно. Такое обыденное. Не слово «письмо», а другое слово.

– «Копия». – Арман кивнул. – Ты произносила это слово, Изабель. Ты даже сделала копию. – Он посмотрел на сканер. – Сделала копию письма. Отчего же и ему не поступить так же? Это меня беспокоило. Все пишут о Поле Робинсоне как о дотошном ученом. Разве мог он не снять копию со столь важного документа?

– Если он сделал копию, – нетерпеливо спросила Изабель, – то где она?

Арман Гамаш улыбнулся, перевернул ежедневник, держа его за обложку, и встряхнул в надежде, что сейчас из него выпадет письмо.

– Иногда чудеса случаются, – вздохнул он.

Жан Ги улыбнулся, узнав цитату из фильма «Маленький большой человек».

– Хорошо, – произнесла Изабель. – Скажем так: Дебби среди его вещей нашла копию предсмертного письма. И где теперь эта копия? И какое это может иметь значение? Она и без того знала содержание. Она прочла оригинал, когда им с Эбигейл показала его Колетт. Я согласна: истоки случившегося кроются в какой-то находке, сделанной, когда они разбирали вещи Робинсона, но, думаю, дело не в копии. – Она показала на ежедневник. – Это была девяносто девятая обезьяна.

– А сотая? – спросил Жан, тоже сев.

– Роль сотой обезьяны сыграло найденное Эбигейл письмо от Жильбера, требующее оплаты за пытки, которым подвергалась ее мать. С этого все и началось.

Гамаш снял очки для чтения, чтобы лучше видеть Изабель.

– Продолжай.

– Письмо Жильбера явилось чем-то вроде мины замедленного действия. Оно не только изменило жизнь Эбигейл, но еще и все объяснило ей. А именно: эксперименты Камерона привели к смерти ее матери, сестры и отца. – Изабель положила на стол вытянутые и сцепленные в замок руки. Ей очень хотелось, чтобы коллеги приняли ее версию. – Эбигейл умна. Она понимает, что эта личная трагедия дает ей шанс преуспеть в работе. Винсент Жильбер, великий гуманист, участвовал в самом позорном эксперименте канадской медицины. На что он будет готов пойти, чтобы и дальше скрывать это? У нее голова идет кругом, она почти теряет контроль над собой. Ей требуются союзники. Она признает, что приехала в Квебек, чтобы шантажом вынудить Жильбера высказаться в пользу ее исследования. Но что, если за этим кроется нечто большее?

– Ты хочешь сказать, что она приехала сюда, чтобы убить его, – произнес Гамаш.