Безумие толпы

– Шантаж? – предложил версию Бовуар.

Но Эбигейл пропустила его реплику мимо ушей, погрузившись в свои мысли. Ее брови сошлись на переносице.

– Мне вот интересно, доктор, показала ли вам Дебби свои находки? Ведь показала, да? Она вышла с вами на улицу и предъявила доказательства? А вы ее убили и забрали бумаги?

Гамашу в голову тоже приходила такая мысль. Единственная причина, по которой Жильбер мог убить Дебби. Он хотел уничтожить компромат.

Завибрировал телефон Бовуара – пришло сообщение, – но тот проигнорировал сигнал. Потом телефон зазвонил. Бовуар посмотрел на экран, потом на Гамаша, тот кивнул.

Бовуар вышел в соседнюю комнату ответить на звонок, а Гамаш обратился к Колетт Роберж:

– Юэну Камерону в его работе требовались статистики, верно?

– Да, это правда. Вы меня в чем-то обвиняете?

– Нет. Вы были слишком молоды. Камерон прибег бы к услугам лучших умов, даже если бы те находились на другом конце континента. В Британской Колумбии, например.

Она взглянул на Эбигейл Робинсон. Все посмотрели на нее.

– Вы это обнаружили? – продолжил Гамаш. – Поэтому не горели желанием предъявить эти документы? Дебби Шнайдер сказала, что вы просматривали бумаги отца. Из них вы узнали, что доктор Жильбер участвовал в экспериментах Камерона? Но ваш отец тоже в них участвовал.

– Нет, никогда, – возразила Эбигейл. – Мой отец никогда на такое не пошел бы. Он был хороший человек. Заботливый.

Бовуар вернулся и показал Гамашу сообщение из четырех слов в своем телефоне.

Гамаш задумался, выстраивая логическую цепочку. Он ошибся. Свернул не на ту тропинку. Но теперь благодаря Лакост и Бовуару понял, куда нужно идти.

Он неспешно повернулся к Эбигейл Робинсон. Та не могла оторвать глаз от телефона в его руке, хотя прочесть сообщение с ее места было невозможно, но теперь все же взглянула в глаза Гамашу. И поняла, что он знает правду.

– Вы сами все скажете? Или хотите, чтобы сказал я?

Она долго не отвечала. Он дал ей тридцать секунд, которые показались вечностью. Комната превратилась в камеру сенсорной депривации. Ни движений. Ни звуков. Ни света за окном. Ни даже тиканья часов.

Арман Гамаш выждал еще тридцать секунд.

Но в течение этой минуты Эбигейл Робинсон не шевельнулась, лишь крепко сжала губы в тонкую линию.

– Ваша мать покончила с собой.

Эта информация содержалась в послании Лакост. Коронер сделал такую запись в своем заключении, но не указал этого в свидетельстве о смерти.

«Миссис Робинсон совершила самоубийство».

Эбигейл молчала. И тогда Арман продолжил:

– Она страдала от бессонницы и послеродовой депрессии после появления на свет вашей сестры Марии.

Он делал осторожные шаги, нащупывал почву под ногами. Шаг вперед. Полшага назад. В прошлое. Он не имел доказательств того, о чем говорит, но в конечном счете пазл сложился.

– Ваш отец не работал с Камероном. Это неправда. Однако он знал о деятельности Камерона, хотя и в общих чертах. Ваш отец любил вашу мать и хотел, чтобы ею занимались лучшие врачи. – Гамаш говорил глубоким мягким голосом, не сводя внимательного взгляда с Эбигейл. Наблюдая, оценивая ее реакцию на его слова. – Он договорился о ее лечении в Монреале. – Старший инспектор помолчал. – У Юэна Камерона.

Челюсть у Винсента Жильбера отвисла. Рот открылся.

Но Гамаш смотрел только на Эбигейл. Ее дыхание участилось, как у человека, спрятавшегося от налетчика в кладовке.

– Ее состояние по возвращении стало еще хуже, – тихо сказал Арман. Теперь они с Эбигейл словно остались в комнате вдвоем. Не в комнате – в мире. В том ужасном мире, где случаются подобные вещи. – Она была сломлена до такой степени, что «ран не залечить». Через некоторое время она покончила с собой.

– Нет. Ее жизнь забрал Камерон. И вот он. – Она прищурилась, глядя на Жильбера.

Тот побледнел, словно ее взгляд выкачивал из него кровь.

– А затем вашей семье было нанесено еще одно оскорбление – доктор Камерон прислал счет, – сказал Гамаш. – Так вы узнали о том, что в опытах Камерона участвовал Жильбер. Потому что требование платежа было подписано им. И вы обнаружили эту бумагу в архиве отца.

Из нагрудного кармана он достал письмо, найденное Рейн-Мари, развернул его, положил на стол перед Эбигейл Робинсон.

– Вот что вы нашли. Похожее письмо.

Она наклонилась, внимательно прочла его. Посмотрела на имя адресата. Энид Гортон.

– Точно такое. – Она взглянула на Винсента. – Стандартный бланк? – (Жильбер рассматривал свои руки.) – Вы даже не давали себе труда писать индивидуальные письма? Когда мой отец получил счет, моя мать уже умерла. Но отец все равно заплатил.

– И вы прилетели сюда не для того, чтобы получить одобрение Винсента Жильбера, а за погашением долга.

– Да.

Глава тридцать шестая

– Что ж, теперь мы знаем, зачем Эбигейл Робинсон приехала в Квебек, – сказала Лакост, нарезая багет. – Чтобы убить Винсента Жильбера.

Они снова сидели в оперативном штабе. Доминик принесла им обед. Большой котелок зимнего specialite[104] – наваристого pot-au-feu[105].

Жан Ги разложил порции по тарелкам, Арман тем временем налил пива себе и Лакост, а Жану Ги – имбирного эля.