Безрогий носорог

Профессор Крот смотрит на репортера и думает о том, что теперь его освободят от интервью. В этом — единственное преимущество его положения. Он улыбается репортеру и беззвучно шепчет:

— Строчите, коллега, строчите!

Пятый оратор сменяется шестым. Все упреки давно произнесены, но шестой все же повторяет:

— Поступок профессора Крота должен быть решительно осужден!

Профессор Брюн склоняется к профессору Кроту. Его одутловатое лицо пылает возмущением.

— Что они понимают, свинопасы! — шепчет он тихо.

Профессор Крот церемонно улыбается. Он благодарит за участие. Он говорит о том, что это участие особенно ценно, потому что оно исходит от ученого, являющегося автором двухтомной монографии о скакунах и жужелицах Тобольского севера.

Профессор Брюн бледнеет: что это, бестактность иль издевательство? Неужели профессор Крот не знает, что не больше как месяц тому назад в местной газете напечатан ругательный фельетон об этой самой двухтомной монографии?

Профессор Брюн демонстративно отодвигается. Профессор Крот вскакивает и устремляется к выходу. Он проходит мимо изумленных зрителей. Репортер вскидывает на него близорукие глаза. Он кланяется репортеру и стремительно шепчет:

— До свиданья!

* * *

Потная, рыхлая ночь притаилась на улицах. Только что прошел дождь. Капель еще падает с крыш, лужицы тускло поблескивают.

Тишина, сырость, запах опавшей листвы. Профессор рад своему одиночеству. Он может теперь подумать о том, что с ним произошло. Еще не все потеряно. В конце концов, этого нужно было ждать. Его удивляло только выступление Сергей Сергеича. До сих пор он знал Сергея Сергеича, как скромного молодого человека. То, о чем он говорил на собрании, удивило профессора, но не обидело его. Сознание непоправимой катастрофы было вызвано чем-то иным.

Профессор Крот остановился на краю лужицы. Одинокий прохожий взглянул на него и прошагал дальше.

Профессор Крот машинально обошел лужицу. Кто-то окликнул его.

Он обернулся. К нему, рука об руку с директором Кривушинского зерносовхоза, шла Нина.

Он обрадовано улыбнулся: ему стало понятно: Нина — только она одна может освободить его от смутного ощущения катастрофы.

Он шагнул к ней навстречу.

— Едва вас нашла, — проговорила Нина, войдя в светлый круг фонаря. — Вот в чем дело, Петр Карлович. Я должна вам сказать, что с завтрашнего дня я не смогу у вас работать.

— Почему? — пробормотал профессор Крот. Он почувствовал недоброе, как только увидел ее лицо, показавшееся ему странно незнакомым.

— Дело в том, Петр Карлович, что я организовала группy студентов и эта группа с завтрашнего дня начинает ударными темпами издать методы полевых почвенных обследований. Разумеется, мы проработаем также почвенный анализ, и весной, как только начнется практика, по договору с товарищем Лаппой (Нина кивнула на директора), — поедем в Кривушинский зерносовхоз.

— Очень хорошо, — пробормотал профессор Крот. Он поклонился и, соединив Нину и директора одним взглядом, тихо добавил:

— Желаю успеха!

* * *

У моста неуклюже покачивались лихтера Карской экспедиции. Белые лучи прожекторов скрестились над ними, сгорбленные фигуры двигались по широким трапам, железные руки лебедок тянулись к берегу. Они несли какие-то грузы. Быть может, они несли хибинские апатиты.

Профессор Крот не знал этого. Он стоял на мосту, подняв воротник плаща. Под ним струилась река, большая и спокойная.

Каланча обронила одиннадцать ударов. Где-то в затоне проревел пароход. Профессор вынул часы и, не посмотрев на циферблат, сунул их обратно.

Потом он побрел.

Он прибрел в институт, — тяжелая дверь хлопнула. Не ответив на поклон сонного швейцара, он прошагал по вестибюлю и поднялся во второй этаж. Пройдя по коридору, он остановился у белой двери, на которой чернела дощечка с надписью «Геологический музей».

Улитка уходила в раковину. Ему нужно было отсидеться от дум. Геологический музей был его раковиной.

Он отпер дверь. В передней было темно. Он ощупью повесил шляпу и прошел в кабинет. Луна дробилась на холодном паркете. Он дал свет. Холодные грани кристаллов блеснули на его столе. Он медленно оглядел комнату. Ничто не переменилось за время его отсутствия. Мраморные олени бежали но бархатному полю скатерти, шаманская кованая гагара распласталась над столом, сабля сибирского землепроходца мирно ржавела над продавленным диваном.

Профессор удовлетворенно гмыкнул. Раковина ждала его. Диван предлагал ему дружественные объятья.

Внезапно он вздрогнул. В простенке между книжными шкафами он увидел поясной портрет якута из Назимовского улуса. Ему показалось, что якут похож на товарища Алыгезова.

Так Алыгезов настиг его. Все стало ясным. Алыгезов поразительно походил на якута и это живо напоминало профессору образы якутской ссылки.

— Время надо понять! — пробормотал профессор Крот.

Очень странно! Алыгезов произнес ту самую фразу, которая была написана на транспаранте, висевшем в его студенческой комнате. Он сам выписал ее из какой-то книги. Там она звучала несколько иначе.