Безродыш. Предземье

Санос красный, как мак. Гауч, Браг и почти все Лодмуровцы тупят глаза. Один только уставился, словно йока увидел. В выпученных зенках Патара вопрос. Тот самый вопрос. Сын старосты думал, что знает меня. Сейчас к непониманию с удивлением примешан страх, но он скоро пройдёт. И тогда на вопрос захотят получить ответ.

Я подставился.

* * *

— Это печень. Увы, но тут всё.

Озвучивший приговор Сарбахан лицом оставался спокоен, как будто бы и не своей бывшей подруге скорый конец жизни предрёк, а погоду на завтра сказал.

— Как всё? Совсем всё? — не поверила Вея.

Нас, как старших, лекарь не стал выгонять из землянки, так что слушаем страшные слова вместе с Маргой. Хотя, старая словно и не слышит Сарбахана. Блестящие глаза бабки смотрят мимо нас, куда-то в темноту, окружающую созданный свечой островок света. Высохшие губы что-то беззвучно бормочут. На пожелтевшем, как и белки глаз, лице застыла усталость. От жизни? От нас? От судьбы, которая загнала её в угол? О чём Марга думает, мне не узнать.

— С лекарством, что дам, пару дней лишних протянуть сможет, но не более того. Неизлечимый недуг. Даже, если бы раньше ко мне вы пришли, не помог бы.

— Отжила своё, — подтверждая, что всё она слышит и понимает, тихо-тихо прошептала Марга.

А у меня слов, ни для лекаря, ни для бабушки нет. Как же так? Ей же пятьдесят шесть всего. До предела ещё целых четыре года. Да, бывает, не доживают старики до него, раньше срока уходят. Но Марга… Такой же крепкой была! Всего неделю назад, перед тем как поплохело ей резко, и вёдра с водой от колодца таскала, и над стиркой часами могла простоять, и дров нарубить. Да и сегодня вставала с печи, кое-как управлялась по дому. Проклятая старость!

— Могу зелье дать, чтобы быстро и без мучений ушла.

И опять Сарбахан, как с Халашем тогда, ничего окромя избавления от лишних страданий предложить не способен. Что за лето такое? Беда за бедой. И помочь бабке нечем. Тут уже, либо лекарь с даром, либо жизни семя. Последнее, хоть и не возвращает старикам молодость и отмера не прибавляет, но хворь побеждает любую. Только нет у нас, ни того ни другого. Что год жизни, что отмеченный Бездной лекарь — слишком дорого для нас. В обоих случаях цена неподъёмная.

Как я слыхал, за лечение стариков в граде в прошлый раз тот целитель золотой брал, а это целых двадцать бобов, да и когда лекарь с даром на Мун к нам прибудет неведомо. Семя жизни же, и в деревне у нас купить можно, наверное, но то вдвое дороже получится. Лишний год в отмер — это уже два золотых. Даже, если бы я те бобы не глотал, всё равно не хватило бы.

— Спасибо, Сарб, — еле слышно прошептала Марга. — Подумаю я. Ты иди. Мне со своими потолковать нужно, пока на то силы есть.

Подбодрив нас с Веей угрюмым: “крепитесь”, лекарь покинул землянку. Сунувшаяся было в открывшуюся дверь малышня мигом убралась, наткнувшись на мой злющий взгляд. Мы остались втроём.

— Ближе, детки, — прошептала старуха, и мы с Веей прижались к печи, клонясь лицами к Марге.

— Если выбор дадут, лучше сами, чем с Зарой. У этой шкуры с голоду передохнете.

Пробормотала быстро — и давай сопеть, воздух что есть мочи глотать. Совсем силы бабку покинули.

— За это не бойся, ба, — погладила Вея старуху по седым волосам. — Мы уже взрослые — справимся. Я справлюсь, — метнула она на меня быстрый взгляд. — А Китя — добытчик уже. К йоку Зару!

А у меня снова язык к нёбу прилип. Не знаю я, что сказать. Услышанное от лекаря в голове не укладывается. Как мы без Марги жить будем? Нам же она всем и за бабку, и за мамку, и за кормилицу. И я даже не про горе сейчас, какое всяко малышне пережить сложно будет, а про хозяйство, про быт. Мыть, стирать, готовить, шить, кормить, лечить, следить… Столько важных “ить” — и почти все на старухе держались. Помогаем, конечно, чем можем, но малышня лишь своё малышнёвое тянет, а нас с Веей весь день дома нет.

Зара же — та ещё гадина. Права Марга, этой противной старухе не место у нас. То будет не помощь, а вред один только. И крик бесконечный. Вреднее и злее, чем Зара, ещё поискать — невероятно склочная бабка. Такой же и раньше была, в пору молодости, что пару лет всего как у неё завершилась. Хорошо её помню до старости. Полногрудая, статная, чёрные длинные волосы. Хорошо, сыто жила, хоть и бездетная, как и Марга у нас. Многие мужики к ней похаживали. В побрякушках блестящих вечно. Работала, спустя рукава, а достаток, что многим семейным на зависть.

Вот только богатства, что отмер свой увеличить позволит, мужиков ублажая, не скопишь. Пришла к Заре старость, и прежняя жизнь в раз закончилась. Скулит теперь день-деньской, оплакивая молодые годы. Единственная одинокая бабка на весь посёлок, кто мог бы Маргу в присмотре за нами сменить.