Безопасность – превыше всего!

— О чем вы говорите, доктор?! Какая, на …ер, «чистая»?! Мы же только что его… А до этого — на Полигоне, станнером… Это на мой взгляд — бессмысленная жестокость!

— Я попросил бы вас, доктор, не разводить сантименты. А выполнять приказ.

— Но — почему без наркоза?! Зачем — бессмысленные мучения этого бедолаги?!.. Он же тоже — хоть и ненастоящий, но — разумный! Такое же существо, как и мы с вами! И имеет право на элементарное сострадание?! Одно дело, когда мы хотим выяснить устойчивость психики… И совсем другое — когда просто… Мы же — не убийцы!

— Довольно! Доктор Мессинг! Извольте выполнять приказ. Иначе я могу решить, что ваши лояльность и дисциплина находится на… Не на должном уровне. Хотите, чтобы я подал Рапорт? Трибуналу, поверьте, будет на…рать на ваши «гуманные» рассусоливания и «сострадание»!

— Да, я знаю, что вы можете «подать рапорт»! И что Трибунал скорее всего прикажет деклассировать, или даже засадить меня на всю оставшуюся жизнь в каменный мешок! Да и трахайтесь вы с ним! С вашим с…ным «рапортом»! И Трибуналом! Подавайте! Но на стенд вам придётся везти его самому!.. А работать с вами теперь придётся доктору Харрису! Потому что я с таким гнусным садистом не желаю даже стоять рядом! Гестаповский палач, мразь! Ни одна уважающая себя муха даже с…ать рядом с вами не сядет! — что-то грохнуло, словно кто-то пнул тележку с медицинскими инструментами.

А теперь слышны торопливо удаляющиеся шаги.

Какое-то время после звука захлопнувшейся двери ничего не происходит. Затем слышны ещё шаги. Неторопливые. Словно идущий раздумывает над чем-то.

А уж сколько поводов для раздумий у него!.. «Ненастоящий!..» Может ли, и правда, так быть, что он — ненастоящий?!

А как же то, что он — мыслит?! И… Все чувствует?!

Поверхность под ним начинает перемещаться — словно огромный стол на колёсиках. Только теперь он может увидеть — все его руки, ноги и грудь облеплены присосочками электродов и от них куда-то под стол идут тоненькие проводки.

Однако вот его закатили под какой-то колпак… Гос-споди — гравитационная камера!

Нет, только не это!

Он забился, замычал, заорал благим матом — рот и лёгкие буквально готовы разорваться от его истошных воплей. Он заметил, как глаза, видимые из-под шапочки у человека, везущего со стороны ступнёй его каталку, морщатся — словно от зубной боли.

Может, попробовать поумолять его?! Не потому, что так учат учебники психологии, а и просто: ОН БОЛЬШЕ ТАКОГО НЕ ВЫНЕСЕТ!!! Он как мог жалобно начал:

— Послушайте! Вы же — доктор! Вы — человек! Во имя человеколюбия, и всего, что у вас есть святого! За что?! Вы же — наш! Вы говорите по-английски! Пощадите! Я ведь такой же человек как вы! Неужели в вас нет ничего человеческого?! Почему вы мучаете меня? Я скажу — скажу всё, что вы хотите услышать! Только не давите! За что?!.. — он пытался, пока стол не остановился. Не помогли мольбы: как только каталка оказалась установлена точно под чёрной консолью, послышался звук удаляющихся шагов, и дверь в камеру захлопнулась за вышедшим, и так и ничего ему и не ответившим, человеком.

Если его можно так назвать.

Навалилась перегрузка.

Очень скоро он буквально чуял, как мозг выдавливается сквозь уши, а сердце не в силах биться, и просто глупо трепещет, продлевая агонию его столь некстати живучего тела… Звон в ушах становится просто оглушительным, словно вокруг стартуют восемь тысяч ракетоносителей, а кожа лица буквально сползает с черепа…

Возможно, ему было бы приятно узнать, что «полное разрушение», когда ребра, отломившись от грудины, обрушились на легкие и трепещущее сердце, разорвав их острыми осколками и краями, наступило лишь при девятнадцати «Жэ»…

— Ну, начнём, так сказать, Разбор полётов… — лёгкая ирония в голосе полковника показывала, что он, хоть и вполне доволен прошедшими полевыми испытаниями, всё же нашёл пару-тройку ляпов в работе подчинённых. К которым сейчас и будет придираться, — Прошу, господа!

Подчиняясь приглашающему жесту, присутствующие расселись вокруг стола для совещаний в привычном порядке: военные — поближе к месту председательствующего, гражданские — за ними, поближе к двери.

Полковник Йоганссон, включив голограмму прямо над столом, перешёл к делу без лишних слов, поясняя отдельные моменты с помощью старинной деревянной указки:

— Во-первых, конечно, подход. Тут замечаний у Приёмочной Комиссии нет. Скрытно, чётко, с максимальным использованием рельефа местности и средств технической поддержки. Единственное замечание касается не Диверсанта, а маскхалата. Доктор Виннер, извольте в следующий раз проследить, чтобы рукава соответствовали длине рук.

Доктор, как всегда наивно посчитав, что его приглашают, попытался оправдаться:

— Но сэр — маскхалаты нам выдают со склада! И все они рассчитаны на людей!..

— Позже, доктор! — сдержанно-сердитый жест сразу заставил полного, и трясущего щеками Виннера, как всегда отдувавшегося и потевшего, плюхнуться назад в кресло и замолчать, поглядывая на полковника глазами обиженной ни за что собаки.