Безобразия в образовании

– Я вроде бы радоваться должна, что сын приобщился к чтению, а мне почему-то страшно. Нездоровый у него какой-то интерес…

– А мой читает и перечитывает, ничего другого знать не желает. Попробуешь что-то сказать против – делается как бешеный: грубит, орет, даже с кулаками бросается. В общем, сам не свой стал.

У каких-то детей в процессе психологических занятий выявлялись глубинные, устойчивые страхи, возникшие по прочтении этих книг. Некоторые делали рисунки, от которых за версту пахло мрачной мистикой.

Интересен и рассказ нашей знакомой о влиянии «Гарри Поттера» на ее приятельницу, взрослую женщину, мать двоих детей:

– Она как-то спросила меня между делом, нравится ли моим детям «Гарри Поттер». Я ответила, что они эту книгу не читали. На это она так возмутилась, закричала, что я не имею права лишать детей счастья. Все, дескать, читают. Ее, взрослую, и ту захватило. А они что, хуже? Договорилась до того, что я их уродую, краду у них детство. Я пыталась ей объяснить, что они и сами не хотят, но она не слушала и все кричала, кричала, – я ее такой никогда не видела. Нормальная, интеллигентная женщина…

Конечно, не все дети и не все родители реагировали так бурно, так что пришлось нам – по профессиональной обязанности – не ограничиваться чьими-то «экспертными оценками», а всё же взять в библиотеке одну из четырех книг, которая в тот момент там была, а именно вторую: «Гарри Поттер и Тайная комната». Собирались потом взять другие, но быстро поняли, что нам и этой вполне достаточно.

Чем дальше мы читали, тем больше изумлялись. Может быть, нам с некоторыми экспертами попались разные книги? Да нет, основной из них, диакон Андрей Кураев, как раз ссылался на вторую. И тогда мы решили высказаться. По основным, как нам кажется, пунктам.

Пункт «А»: право на гражданство в волшебных сказках

Утверждение про хорошую детскую сказку неверно прежде всего потому, что «Гарри Поттера» вообще нельзя сопоставлять ни с народной, ни с авторской волшебной сказкой. Главный герой, главное действующее лицо волшебной сказки – человек. И он никогда не бывает волшебником, хотя может получить волшебный атрибут или волшебное свойство, но лишь на время. Волшебники же выступают в сказках либо как противники, либо как помощники героя, причем основное здесь не волшебные атрибуты, а личные качества протагониста, за которые он, собственно, и бывает вознагражден волшебными дарами.

Героиня сказки «Гуси-лебеди» не могла воспользоваться волшебством, пока ее своеволие не сменилось послушанием. Не хотела девочка сорвать яблоки, чтобы облегчить яблоне ветви, – никто ей помогать не стал. Исправилась – получила подмогу.

Даже совершенно фантастические антропоморфные персонажи сказок: вытесанный из полена Буратино, мальчик-луковка Чиполлино, Незнайка, Гвоздик, Карлсон тоже не волшебники. И это не случайно. Сказка создает модель мира, а миром (во всяком случае, христианским) не должны править маги и чародеи. Это, пожалуй, главное условие интеграции языческих персонажей в сказки христианского мира: не гражданство (и уж тем более не право на верховную власть!), а только вид на жительство для добрых волшебников и строжайшая, на грани гетто, черта оседлости для злых.

Вспомним Царевну-лягушку (такую прекрасную!) и Чудище из «Аленького цветочка» (такое благородное!) – даже они жизненно зависят от людей. Человек, а вовсе не волшебник всегда занимает в волшебных сказках главенствующее место. (Что тоже своего рода компромисс с язычеством: ведь Бог в большинстве сказок как бы не присутствует, хотя традиционная для христианства система ценностей сохраняется.)

Столь важное место отведено человеку в сказках неспроста. Поскольку сказки играют огромную воспитательную роль, очень важно, с кем отождествляет себя ребенок, на кого он равняется, кому хочет подражать. Конечно, все дети хотя бы иногда мечтают о волшебной палочке, но в сказках они больше всего сопереживают не волшебникам, а главному герою. Поэтому принципиально важно, кем он будет – человеком или чародеем.

В «Гарри Поттере» все шиворот-навыворот. Главный герой – волшебник, почти все остальные персонажи тоже. Люди фигурируют где-то на обочине либо как негодяи (Дурсли), либо как полудурки и, уж конечно, как существа, низшие по отношению к магам. Их даже людьми-то толком не называют – все больше простаками, простецами, маглами. Таким образом, ребенок исходно отчуждается от людей, изображенных в книге Ролинг. Мало того что он сопереживает главному герою-волшебнику, так еще и люди не заслуживают ни сочувствия, ни элементарного уважения.

Характерно в этой связи использование слова «простец». В русской культуре оно имеет скорее положительную окраску – бесхитростный человек с детски-чистым сердцем, на самом деле мудрый, но мудрость эта «не от мира сего», то есть человек близкий к Богу, такие встречаются среди монахов, странников, юродивых. В контексте же «Гарри Поттера» слово «простец» дискредитируется. Всего один пример.