Безмолвный дом

Согласно заведенному распорядку, в девять часов она приносила для своего нанимателя завтрак из гостиницы «Нельсон», расположенной как раз за площадью, и, пока он вкушал его в постели, как было у него в обычае, прибиралась в гостиной. Затем Бервин одевался и отправлялся на прогулку, вопреки утверждению мисс Грииб о том, что он выходил из дому только по ночам, словно сова, и во время его отсутствия миссис Кебби наводила порядок в спальне. После этого она занималась своими делами, то есть убиралась в других квартирах, и возвращалась лишь в полдень и вечером, дабы накрыть для Бервина стол к ланчу и обеду или, точнее, обеду и ужину, которые тоже доставляли из гостиницы.

Бервин хорошо платил ей за службу, требуя лишь держать язык за зубами в том, что касалось его личных дел, и миссис Кебби обыкновенно не нарушала данного обещания, разве что тогда, когда приходила в чрезмерное возбуждение после обильных возлияний и беззаботно болтала со всеми слугами на площади. Именно ее наблюдательности и сплетням Бервин был обязан своей дурной репутацией.

Хорошо известная слугам в каждом доме, миссис Кебби, прихрамывая, переходила из одного дома в другой, сплетничая о делах своих многочисленных нанимателей; а когда рассказывать ей было нечего, начинала сама изобретать подробности, делавшие честь ее воображению. Кроме того, она умела гадать на чайной гуще и картах и никогда не отказывалась помочь служанкам в их маленьких любовных интрижках.

Короче говоря, миссис Кебби была опасной старой ведьмой, которую лет сто назад наверняка сожгли бы на костре, и самой неподходящей особой для Бервина, чтобы держать ее в своем доме. Знай он о ее беспардонной лжи и выдумках, она и часа не продержалась бы под его крышей, но миссис Кебби была достаточно хитра, чтобы ловко избегать подобной опасности. Она вбила себе в голову, будто Бервин, по ее собственным словам, «натворил нечто такое», за что его разыскивает полиция, и пыталась разнюхать любые тайны его уединенной жизни, дабы шантажировать его. Но до сих пор ей не везло.

Полагая ее старым дряхлым созданием, Бервин, несмотря на всю свою подозрительность, доверил миссис Кебби ключ от передней двери, чтобы она могла входить и заниматься утренней уборкой, не тревожа его. Дверь в гостиную иногда оставалась незапертой, зато вход в собственную спальню Бервин всегда держал на замке, поэтому ему приходилось вставать с постели и впускать миссис Кебби, когда она приносила ему завтрак.

Ритуал неукоснительно соблюдался каждое утро, и до сих пор все шло гладко. Миссис Кебби уже рассказали о тенях в окне, и она рыскала по всему дому в надежде разузнать хоть что-нибудь о тех, кто отбрасывал эти тени. Но и в этом предприятии, целью которого было положить деньги себе в карман, она не преуспела; за те шесть месяцев, что Бервин обитал в номере тринадцатом, она не видела в доме ни единой живой души, за исключением своего нанимателя; не удавалось ей раздобыть и доказательства того, что в ее отсутствие он принимал визитеров. Он оставался для миссис Кебби такой же неразрешимой загадкой, как и для прочих обитателей площади, несмотря на крайне выгодные обстоятельства, благодаря которым она могла узнать правду.

Накануне Рождества старуха, следуя заведенному распорядку, принесла Бервину холодный ужин, для чего ей пришлось совершить несколько вояжей из гостиницы в дом и обратно. Она накрыла стол, разожгла огонь в камине и, перед тем как уйти, спросила у мистера Бервина, не нужно ли ему чего-либо еще.

– Думаю, что нет, – ответил тот. Сегодня он выглядел ужасно больным. – Завтрак можете подать завтра, как обычно.

– В девять часов, сэр?

– В обычное время, – нетерпеливо отозвался Бервин. – А теперь ступайте!

Миссис Кебби в последний раз огляделась по сторонам, дабы убедиться, что все в порядке, после чего, шаркая ногами, засеменила к выходу из комнаты так быстро, как это только было возможно при ее ревматизме. Когда она уже выходила из дома, часы на башне соседней церкви пробили восемь, и миссис Кебби, позвякивая в кармане только что полученным жалованьем, поспешила уйти с площади, дабы успеть сделать рождественские покупки. Когда она шла по улице, Блайндерс, дюжий краснолицый полицейский, хорошо знавший старушку, остановил ее, чтобы переброситься парой слов.

– Ваш добрый джентльмен дома, миссис Кебби? – спросил он, повысив голос, как принято разговаривать с глухими.

– О да, где же ему еще быть? – нелюбезно прошамкала в ответ миссис Кебби. – Восседает перед камином, словно Соломон в дни своей славы. А почему вы спрашиваете?

– Я видел его час назад, – пояснил Блайндерс, – и мне показалось, что он выглядит больным.

– Это да, выглядит он так, что краше в гроб кладут. Ну и что с того? Рано или поздно мы все там будем. Кто знает, может, он не доживет и до утра. Впрочем, мне-то какое дело? Он рассчитался со мной по сегодняшний вечер. Так что я собираюсь побаловать себя, да.

– Смотрите, не увлекайтесь спиртным, миссис Кебби, иначе я запру вас в камере.