Безмолвная

Женщина-полицейский изучает меня, наблюдает за моей реакцией, пока я перевариваю ее слова. Через закрытую дверь я слышу энергичный стук нунчак и голоса моих студентов, распевающих в унисон, пока они практикуют свои боевые маневры. Но здесь, в моем офисе, царит тишина, в то время как я взвешиваю возможные варианты ответов. Мое молчание само по себе является реакцией, и детектив Риццоли пытается прочесть его значение, но я не позволяю эмоциям проявиться на моем лице. Для нас двоих это словно шахматная игра без шахмат, ведущаяся ловкими ходами, о чем детектив Фрост, стоящий рядом, вероятно, даже не догадывается.

Женщина является моим истинным противником. Я смотрю прямо на нее, когда спрашиваю:

— Откуда вы узнали, что в подвале кто-то был?

— На кухне остались отпечатки ног, ведущих из подвала. Следы ребенка.

— Но это же произошло девятнадцать лет назад.

— Даже спустя много лет, миссис Фэнг, кровь оставляет следы, — объясняет Фрост. Его голос мягко, дружелюбно, терпеливо поясняет то, чего, как он считает, я не понимаю. — При помощи определенных химических веществ мы можем увидеть, где остались следы крови. И мы знаем, что ребенок, выйдя из подвала, наступил в кровь Ву Вэйминя и вышел из кухни в переулок.

— Прежде мне никто об этом не говорил. Детектив Ингерсолл никогда не рассказывал ничего подобного.

— Потому что он видел тех следов, — говорит детектив Риццоли. — Той ночью, когда приехала полиция, отпечатки уже исчезли. Их оттерли. — Она пододвигается ближе, настолько близко, что я могу разглядеть ее зрачки, два черных леденца в шоколадно-коричневой радужной оболочке. — Кто бы мог это сделать, миссис Фэнг? Кому бы хотелось скрыть присутствие ребенка в подвале?

— Почему вы спрашиваете меня? Меня и в стране-то не было. Я навещала свою семью в Тайване, когда все произошло.

— Но ведь вы знали Ву Вэйминя и его жену. Вы тоже говорите на мандаринском. Ребенком в подвале была их малышка, не так ли? — Она вытаскивает из кармана блокнот и зачитывает: — Мэймэй, пять лет. — Смотрит на меня. — Куда они уехали, мать и дочь?

— Откуда мне знать? Я смогла улететь домой только через три дня. К тому времени они уже исчезли. Забрали свою одежду и вещи. Я понятия не имею, куда они отправились.

— Почему они убежали? Не потому ли, что жена была нелегалкой?

Моя челюсть сжимается, и я бросаю на нее свирепый взгляд.

— Вас удивляет, что онаубежала? Если бы ябыла нелегалкой, детектив, и вы бы считали, что мой муж убил четырех человек, насколько быстро вы бы надели на менянаручники и депортировали из страны? Может, девочка и родилась здесь, но Ли Хуа-то нет. Она хотела, чтобы ее дочь росла в Америке, и разве можно обвинять ее в том, что она уклонилась от полиции? В том, что укрылась в тени?

— Если она оттерла те следы, то уничтожила важную улику.

— Может быть, чтобы защитить свою дочь.

— Девочка была свидетелем. Она бы могла изменить ход расследования.

— А вы бы положились на пятилетнюю девчушку в зале суда и ее показания? Считаете, присяжные поверили бы ребенку нелегальных иммигрантов, когда весь город уже называл ее отца чудовищем?

Мой ответ застает ее врасплох. Она молчит, размышляя о логичности того, что я сказала. Осознавая, что действия Ли Хуа на самом деле разумны. Это была логика матери, отчаянно пытавшейся защитить себя и ребенка от представителей власти, которым она не доверяла.

Фрост осторожно произносит:

— Мы не враги, миссис Фэнг. Мы всего лишь пытаемся узнать правду.

— Я говорила правду девятнадцать лет назад, — возражаю я. — Я рассказала полиции, что Ву Вэйминь никогда бы не причинил никому вреда, но это было не тем, что им хотелось слышать. Им было проще думать, что он просто сумасшедший китаец, а кого волнует, что произошло в голове у китайца? — Я слышу горечь в своем голосе, но не пытаюсь ее подавить. Это выплескиваются наружу злость и раздражение. — Поиски истины— это слишком большой труд. Вот как считала полиция.

— Я так не считаю, — спокойно говорит Фрост.

Я бросаю на него взгляд и вижу искренность в его глазах. В соседней комнате закончились занятия, и я слышу, как уходящие ученики снова и снова хлопают дверью.

— Если Мэймэй была в том подвале, — произносит детектив Риццоли, — мы должны найти ее. Нам нужно знать, помнит ли она что-нибудь.

— И вы поверите ей?

— Зависит от того, что она за девушка. Что вы можете рассказать о ней?

Я думаю об этом, заглядывая назад сквозь девятнадцатилетний туман.

— Я помню, что она ничего не боялась. Никогда не оставалась на одном месте, постоянно бегала и прыгала. Отец называл ее тигренком. Когда моя дочь Лора присматривала за ней, то приходила домой измотанная. Она говорила мне, что никогда не хочет иметь детей, если они будут такими же буйными как Мэймэй.

— Смышленая девчушка?

Я посылаю ей грустную улыбку.

— У вас есть дети, детектив?

— Двухлетняя дочь.

— И вы наверняка считаете, что она самый умный ребенок на свете.

Сейчас наступает черед Риццоли улыбаться.

— Я знаю, что так и есть.