Безликий бог

Капитан не хотел осматривать стены — никак не хотел. Существование изображений подтвердило бы породивший их безбожный ужас. Если роспись существует, истинна и вся зловещая легенда; это будет означать, что Нефрен-Ка, Черный Фараон Египта, действительно принес жестокую жертву ужасающим темным богам и те вняли его молитвам. Капитан Картарет не желал верить в такое богохульство, в такую скверну, как Ньярлатхотеп.

Картарет решил выиграть немного времени.

— Где же могила самого Нефрен-Ка? — спросил он. — Где сокровища, где древние книги?

Проводник вытянул сухощавый указательный палец.

— В конце зала, — воскликнул он.

Взгляд Картарета скользнул по бесконечности освещенных стен, и ему показалось, что там, вдалеке, в самом деле громоздятся темным расплывчатым пятном какие-то предметы.

— Пойдем туда, — предложил он.

Гид пожал плечами. Он повернулся, и его ноги взметнули бархатную пыль.

Картарет следовал за ним, как в наркотическом бреду.

«Стены, — размышлял он. — Я не должен смотреть на стены. Стены Истины. Черный Фараон продал свою душу Ньярлатхотепу и обрел пророческий дар. Прежде чем умереть, он отобразил на стенах историю Египта. Я не должен смотреть, иначе я поверю. Мне не следует знать».

По сторонам мерцал красный свет. Шаг за шагом, светильник за светильником. Вспышка света, мрак, свет, мрак, свет.

Огни манили, влекли, соблазняли. «Погляди на нас, — приказывали они. — Дерзни увидеть все».

Картарет следовал за молчаливым проводником.

«Посмотри!» — вспыхнули огни.

Глаза Картарета остекленели. В голове толчками билась кровь. Месмерический блеск огней источал гипнотическое очарование.

«Посмотри!»

Неужели этот громадный зал никогда не закончится? Нет, впереди еще тысячи шагов.

«Посмотри!» — взывали прыгающие огни.

Красные змеиные глаза во мраке подземелья; глаза искусителей, провозвестников черного знания.

«Гляди же! Познание! Мудрость!» — замигали огни. Огни пылали в разуме Картарета. Почему бы не глянуть — это ведь так легко? Зачем бояться?

— К чему бояться? — повторил вопрос смятенный разум. С каждой новой вспышкой огней страх отступал.

И наконец Картарет посмотрел на стены.

5

Текли безумные минуты. Он был не в силах произнести ни слова. Затем забормотал слабым голосом, слышимым лишь ему одному.

— Правда, — прошептал он. — Все это — правда.

Он глядел на высившуюся слева стену, утопавшую в красном сиянии. Бесконечный гобелен Байе*, высеченный в камне. Грубый рисунок был выполнен в черно-белых тонах и тем не менее выглядел пугающим. Он не напоминал ни привычные египетские фрески, ни фантастический и символический стиль обычных египетских иероглифов. Это и казалось самым ужасным: Нефрен-Ка был реалистом. Люди на его рисунках были людьми, здания — зданиями. Здесь была изображена неприкрытая явь, и видеть ее было жутко.

Ибо на том отрезке стены, куда Картарет, набравшись мужества, бросил взгляд, красовалось изображение битвы крестоносцев с сарацинами. Никакой ошибки быть не могло.

Крестоносцы тринадцатого века! Почти два тысячелетия миновали с тех пор, как Нефрен-Ка обратился в прах…

Рисунки были небольшими, однако живыми и яркими; они с необычайной легкостью змеились по стене, одна сцена перетекала в другую, словно художник работал непрерывно, не покладая рук. Казалось, он ни на миг не останавливался и в неустанном труде, в едином сверхъестественном порыве покрыл изображениями все стены гигантского зала.

Так оно и было. Единый сверхъестественный порыв!

Картарет больше не сомневался. Разум искал рациональное опровержение — но невозможно было поверить, что рисунки выполнили разные художники. То была работа одного человека. И эта неразрывная преемственность, безошибочная и жуткая последовательность, расчетливое отображение ключевых и важнейших этапов египетской истории, аккуратность и упорядоченность! Такое мог изобразить лишь гениальный историк — или пророк. Нефрен-Ка был наделен пророческим даром. А значит.

Ощущая растущий страх, Картарет брел вслед за проводником. Стена приковывала теперь его взгляд, как завораживающие глаза Медузы. Он шел, словно погружаясь в историю — историю и красный кошмар. Повсюду танцевали пылающие фигуры.

Он видел расцвет империи мамелюков, глядел на деспотов и тиранов Востока. Не все из увиденного было знакомо Картарету, ибо история хранила немало забытых страниц. Кроме того, почти на каждом шагу сцены менялись, и это сбивало его с толку. Один из рисунков, с вкраплениями александрийских придворных мотивов, изображал подземелье — очевидно, какие-то катакомбы под городом. Люди в длинных одеждах, странно походивших на одеяние проводника Картарета, беседовали с высоким белобородым человеком, чью грубо набросанную фигуру, казалось, окружала аура черной и мрачной силы.

— Людвиг Принн, — тихо сказал проводник, проследив за взглядом Картарета. — Он встречался с нашими жрецами, как вы знаете.