С Томом Аберантом она познакомилась в феврале 2004 года. Том был уважаемым журналистом и редактором, он приехал в Вашингтон в поисках талантов для некоммерческой службы новостей и журналистских расследований, которую он организовывал, и Лейла, недавно разделившая с другими номинантами Пулитцеровскую премию (сибирская язва, 2002 год), значилась в его списке. Он пригласил ее на ланч и сообщил, что стартовый капитал составляет двадцать миллионов. Разведенный и бездетный, он обитает в настоящее время в Нью-Йорке, но свой расследовательский центр собирается разместить в Денвере, своем родном городе, потому что там накладные расходы поменьше. Заранее собрав информацию, он знал, что в Денвере у Лейлы живет муж. Так, может быть, она не прочь вернуться домой и работать в некоммерческой компании, застрахованной от надвигающегося падения доходов от печатных рекламных объявлений, где нет ни жестких ограничений по объему материала, ни жестких ежедневных сроков сдачи и где будут платить приличную зарплату?
Казалось бы, что может быть лучше? Но всего неделю назад
– Вы твердо решили, что это будет Денвер? – спросила она.
Лицо у Тома было мясистое, рот несколько черепаший, глаза сощурены, словно по-доброму над чем-то посмеиваются. Те волосы, что еще оставались у него ближе к затылку, были коротко подстрижены и мало тронуты сединой. У мужчин в расцвете сил есть такая особенность: им можно довольно далеко отклоняться от общепринятых преставлений о мужской красоте. Им можно иметь животик и даже высокий голос, если этому голосу присуща и некоторая шершавость, как у Тома.
– В общем, да, – ответил он. – У меня там сестра с племянницей. Я скучаю по Западу.
– Проект выглядит замечательно, – сказала Лейла.
– Хотите подумать? Или собираетесь сказать “нет” прямо сейчас?
– Я не говорю “нет”. Я…
Было чувство, что ее переживания перед ним как на ладони.
– Это просто ужасно, – сказала она. – Я ведь знаю, о чем вы сейчас думаете.
– И о чем же я думаю?
– О том, почему я не хочу возвращаться в Денвер.
– Не стану вам лгать, Лейла. Вы для меня были бы самым ценным сотрудником. Я рассчитывал, что Денвер добавит моему предложению привлекательности.
– Нет, с профессиональной стороны все замечательно, и вы совершенно правы насчет будущего отрасли. Сто лет мы, газетчики, имели монополию на рекламные объявления. Печатали деньги, можно сказать. А теперь эти времена прошли. Но…
– Но?
– Момент для меня неудачный.
– Домашние проблемы.
– Ага.
Том заложил руки за голову и откинулся на спинку стула, натягивая пуговичные петли классической рубашки.
– Скажите мне, знакомо ли это звучит, – проговорил он. – Вы любите человека, но жить с ним не можете, он борется с чем-то, вы решили, что разлука пойдет на пользу и ему, и вам. Потом наконец приходит пора вновь соединиться, ведь вы расставались не навсегда, и тут вы обнаруживаете, что нет, что на самом деле вы все время лгали себе.
– Вообще-то, – сказала Лейла, – я уже довольно давно подозреваю, что лгу себе.
– Значит, женщины умнее мужчин. Или просто вы умнее, чем был я. Но давайте раскрутим наш гипотетический сценарий немного дальше…
– Мы ведь оба знаем, о ком сейчас идет речь.
– Я его поклонник, – сказал Том. – “Мой грустный папа” – замечательная книга. Ироничная. Роскошная.
– Жутко смешная, это правда.
– Но теперь вы в Вашингтоне. А новую его книгу бьют в хвост и в гриву.
– Да.
– Черт бы их взял, этих критиков. Я-то все равно ее куплю. Но, рассуждая гипотетически, имеется ли тут кто-нибудь другой, о ком мне полезно было бы знать? Если, к примеру, он хороший журналист и занимается расследованиями, я был бы рад взглянуть на его резюме. Не вижу причины не взять на работу сразу двоих.
Она покачала головой.
– Нет – в смысле нет такого человека? – уточнил Том. – Или он не журналист?
– Вы пытаетесь выяснить, доступна ли я в некоем ином отношении?
Он подался вперед, морща рубашку, и закрыл руками лицо.
– Поделом мне, – сказал он. –
– Если бы вы видели, до каких уровней доходит мое чувство вины, вам как специалисту это показалось бы интересным.