Безгрешность

– Абсолютно надежных систем безопасности не существует, – сказал ей Эд Кастро, ядерщик из Джорджтауна. – Безопасна в том смысле, что не взорвется, если жахнуть по ней молотком, – это да, конечно. Безопасна в том смысле, что не удастся обойти кодовые механизмы, – вероятно. Мы также подозреваем, что бомбы нового поколения портят свой заряд, если в них начать ковыряться. Но с боеголовками среднего поколения вроде этих B61 проблема в том, что по сути они ужасающе просты. Все по-настоящему тонкие технологии – это ранние этапы, до сборки. Получение и очищение изотопов плутония и водорода – невероятно сложные и дорогие процедуры. Расчет геометрии взрывных линз – непросто. Но собрать целое из составных частей и сделать ба-бах? Увы, не так трудно. Если есть время и парочка специалистов, понять схему подрыва, имея в руках готовое изделие, очень даже можно. Результат будет не столь изящен и миниатюрен, мощность, возможно, будет снижена, но тем не менее – действующее термоядерное оружие.

– Кому оно могло бы понадобиться? – задала Лейла полуриторический вопрос.

Кастро был мастером емких формулировок – таких любят репортеры.

– Все тот же круг подозреваемых, – ответил он. – Исламские террористы. Государства-изгои. Злодеи, как из фильмов о Джеймсе Бонде. Потенциальные шантажисты. Теоретически – борцы с ядерным оружием, пытающиеся доказать свою правоту. Это конечные пользователи, и все они, к счастью, мало что могут сами. Более интересный вопрос – кто может стать поставщиком. Кто умеет раздобыть и переправить то, что никоим образом не должно попасть в чужие руки? Кто потихоньку коллекционирует такие вещи в расчете, что они когда-нибудь пригодятся?

– Приходит на ум русская мафия.

– Пока Путин не пришел к власти, я просыпался по утрам с мыслью: надо же, я еще живой.

– Но потом русская мафия стала неотличима от российских властей.

– И клептократия определенно повысила уровень ядерной безопасности.

Журналистика – это некая псевдожизнь, псевдокомпетентность, псевдоопытность, псевдодружелюбие: овладеть темой и тут же забыть, завязать отношения и тут же порвать. Но, как и многое “псевдо”, как и многие имитационные удовольствия, она очень сильно затягивает. Прохаживаясь в пятницу во второй половине дня перед Дирксен-билдингом[44], Лейла видела других журналистов с Капитолийского холма, окруженных облачками самомнения, различимыми благодаря тому, что она сама пребывала в таком облачке и близость собратьев по профессии ее напрягала. Вынули ли они, как она, батарейки из своих смартфонов, чтобы электронная сеть их не засекла? Что-то она сомневалась.

Сенатор опоздал всего на двадцать пять минут. Его главный помощник, явно предпочитая не светиться, при их с Лейлой разговоре в кабинете не присутствовал.

– Вы здорово достали ВВС, – сказал сенатор, когда они остались наедине. – Поработали на славу.

– Спасибо.

– Наша с вами встреча, разумеется, должна остаться в тени. Я назову вам других лиц, которые в курсе, и вам придется оставить электронный след контакта с каждым из них. Я хочу, чтобы эта история была рассказана, но это не стоит того, чтобы терять членство в комитете.

– Все настолько серьезно?

– Не настолько. Я бы сказал – происшествие средней серьезности. Но мания секретности вышла из берегов. Вам известно, что органы безопасности уже не довольствуются нумерацией страниц и водяными знаками на всех секретных материалах, какие мы получаем? Они что-то делают с пробелами между буквами – кажется, это называется кернинг.

– Да, кернинг.

– Каждая копия таким образом становится уникальной. “Мы верим в Технологию”. Пусть это напишут на новой стодолларовой купюре.

С годами Лейла пришла к убеждению, что политики – в прямом смысле люди из другого материала, что они химически отличаются от всех остальных. Этот сенатор был человеком обрюзглым, почти лысым, со шрамами от прыщей – и вместе с тем абсолютно магнетическим. Его поры источали некие феромоны, благодаря которым Лейле хотелось смотреть на него, слышать его голос, нравиться ему. И она чувствовала: она ему нравится. Все, кому он сам хотел понравиться, чувствовали то же.

– Выглядеть должно так, что сведения вы могли получить от кого угодно из этих людей, – сказал он, когда она записала имена. – Мы слишком верим в технологию, вот в чем беда. Полагаемся на системы безопасности для боеголовок, а о человеческой стороне дела думать не хотим, потому что технические проблемы проще, а человеческие трудны. С этим сейчас столкнулась вся страна.

– Проще оставить нас, журналистов, без работы, чем найти нам замену.