Бездушный

Белёсый туман застилал глаза, что-то нашёптывал угасающему сознанию, обволакивал постепенно тускнеющими воспоминаниями… Мне ничего не хотелось… Не хотелось ни есть, ни пить, ни куда-то идти, о чём-нибудь думать, с кем-то сражаться… Я медленно погружался в трясину из умерших чувств и потухших желаний… Вечная мгла и вечный покой в полностью познанном мире… Разве не к этому всегда и везде стремился человеческий разум?..

Возвращение в мир живых, мир слепящего солнца и колющих глаз ярких красок оказалось донельзя болезненным. Я не хотел возвращаться. Мне было хорошо там, в глубине, под илистой гладью болота…

«Дим! Дим! Очнись! Ты не должен…» — кричали мне прямо в лицо. Хлестали по ничего не чувствующим щекам. Плескали водой. Трясли. Орошали слезами.

Женщина. С разного цвета глазами. Красивая. Кажется, я её знал.

По-моему… её звали Рейна… Да. Точно. Рейна…

Зачем она здесь? Что ей от меня нужно?..

Я этого совершенно не понимал, но, похоже, ей было и впрямь что-то нужно. Ну, прямо вынь да положь. Потому что она неожиданно бросила тормошить меня, подхватила под мышки и потащила к стоящим поблизости лошадям.

Мои ноги цеплялись за кочки, с одной свалился сапог, но женщина не стала натягивать его на меня, а лишь подняла и засунула в одну из седельных сумок. А после с невероятным терпением долго пыталась закинуть меня на гнедую кобылу. Удивительно, но, в конце концов, ей это удалось, хотя я три раза падал в траву, а она трижды меня поднимала. Чтобы я вновь не упал, женщина привязала мою безвольную тушку к седлу, заставила обхватить руками лошадиную шею и связала их за запястья.

А потом мы поехали прямо сквозь лес. Моя голова болталась из стороны в сторону, но тело, навалившееся мешком на лошадиную холку, держалось в седле, несмотря ни на что. Мне не хотелось никуда ехать, мне хотелось просто сползти с седла на мягкую землю и забыться в беспамятстве, чтобы ничто не трясло, не дёргало, не раскачивало, чтобы от меня все отстали… Я потерял счёт времени… я ни о чём не думал… я ничего не желал…

Затем мы остановились. Где-то впереди заскрипели ворота. Мы въехали в небольшой дворик, окружённый частоколом из брёвен. Секунд через десять в памяти всплыло воспоминание. Это двор Рейны. Она здесь когда-то жила. Ещё до того, как мы познакомились… Как именно мы познакомились, я не помнил, но помнил, что это случилось здесь, на лесном подворье.

Потом меня отвязали от лошади, стащили на землю и повели в дом. На этот раз та, что звалась в моей памяти Рейной, не стала подхватывать спутника под микитки, а закинула мою руку себе на плечо и заставила передвигать ноги самостоятельно. Я недовольно морщился, но всё-таки шёл, поддерживаемый этой красивой, но странной женщиной с зелёно-фиалковыми глазами…

Мы кое-как поднялись на крыльцо, протиснулись через дверь, пересекли горницу, проникли в какое-то тёмное помещение, пахнущее древесной смолой и березовой сыростью.

Меня осторожно уложили на высокий деревянный приступок (кажется, он назывался поло́к) и принялись раздевать.

Я не сопротивлялся. Мне было всё равно.

Раздев меня, Рейна ушла, но перед этим плеснула воды в стоящую в уголке чашу-купель и бросила туда несколько «горючих камней» (название всплыло в памяти, так же как воспоминания, что я в этом доме уже бывал).

Не знаю, сколько часов и минут я лежал на полке́ раздетый, пялясь на потолок и не думая ни о чём. В помещении постепенно становилось теплее, а потом жарче. Свет едва проникал в обитую душистым деревом комнатку через маленькое окошко под самой притолокой, но, что любопытно, видеть всё, что вокруг, мне это ничуть не мешало.

Пот выступал на лбу, на плечах, на шее, ручьями стекал по животу и груди, но у меня не было ни сил, ни желания его утирать. Я просто лежал и ждал. Ждал, ждал и дождался.

Дверь скрипнула. В помещение тихо скользнула Рейна. Она была одета в тоненькую сорочку, спускающуюся почти до колен, и держала в руках несколько свечек.

Женщина расставила их по углам, а после зажгла. Секунд через десять до меня дошёл запах чего-то резкого, но в целом достаточно ароматного. Помню, что кто-то когда-то называл подобные запахи благовониями.

Хозяйка подворья медленно подошла ко мне. Склонилась. Заглянула в глаза. В её взгляде плескалась тревога. А возможно, и страх. То ли за себя, то ли за меня, то ли за что-то ещё, не знаю…

От жара и скопившейся в помещении влаги её волосы стали мокрыми, а сорочка прилипла к телу, в точности повторяя все изгибы и формы.

Тело у Рейны выглядело идеально. С таких, как мне кажется, надо скульптуры лепить, а потом отливать из бронзы и выставлять в посвящённых ей храмах. Нельзя укрывать от людей божественную красоту. Ей должны восхищаться, ей должны поклоняться, её должны воспевать…

«Прости меня, Дим, но я должна это сделать, — тихо проговорила Рейна. — Ты отдал мне все свои силы. Не пожалел своей сути, своей души. И теперь я должна… я просто обязана провести этот ритуал. Мне надо вернуть тебя. Вернуть тебя к жизни… чего бы мне это ни стоило…»