Бездушный

А ещё через миг я неожиданно для себя ощутил, что лечу вверх тормашками в пучины чужого сознания.

Я не чувствовал ног, не чувствовал рук, не чувствовал тела. Мой разум скользил по извивам не моей памяти бесформенным сгустком энергии, который медленно таял на каждой развилке, на каждой возникающей перед глазами картине, будто бы оживляя её, вливая в неё часть себя, малую толику собственной жизненной силы, отдавая её, чтобы цепочка событий выстраивалась в чёткую линию, соединяя между собой, связывая и складывая воедино бушующие вокруг магические потоки.

Словно в замедленной съёмке, мелькали передо мной кадры из жизни, которую я не знал, но переживал заново вместе с носительницей.

Горящие ярким пламенем деревенские избы. Храм с алтарём, на котором, окутанная серебристым сиянием, лежит сучковатая палка. Разрушенные в хлам крепостные стены. Пещера, освещённая сотней чадящих факелов, а посреди неё огромный мёртвый дракон. Женщина с неприятным лицом и откровенно злыми глазами, похожая на грудастую Астию из Шаонара. Презрительно щурящийся мужчина, превращающийся то в прекрасного юношу, то в клыкастого монстра с алым огнём во взгляде. Холм, покрытый пожухлой травой, в окружении чёрного леса, и четыре фигурки, бредущие к виднеющейся на его вершине груде камней, издали напоминающих увенчанные бриллиантами зубцы королевской короны... А под самый конец — смятые, в беспорядке валяющиеся на полу элементы женской одежды... уже знакомого мне альпийского «дирндля»...

Белёсый туман застилал глаза, что-то нашёптывал угасающему сознанию, обволакивал постепенно тускнеющими воспоминаниями... Мне ничего не хотелось... Не хотелось ни есть, ни пить, ни куда-то идти, о чём-нибудь думать, с кем-то сражаться... Я медленно погружался в трясину из умерших чувств и потухших желаний... Вечная мгла и вечный покой в полностью познанном мире... Разве не к этому всегда и везде стремился человеческий разум?..

Возвращение в мир живых, мир слепящего солнца и колющих глаз ярких красок оказалось донельзя болезненным. Я не хотел возвращаться. Мне было хорошо там, в глубине, под илистой гладью болота...

«Дим! Дим! Очнись! Ты не должен...» — кричали мне прямо в лицо. Хлестали по ничего не чувствующим щекам. Плескали водой. Трясли. Орошали слезами.

Женщина. С разного цвета глазами. Красивая. Кажется, я её знал.

По-моему... её звали Рейна... Да. Точно. Рейна...

Зачем она здесь? Что ей от меня нужно?..

Я этого совершенно не понимал, но, похоже, ей было и впрямь что-то нужно. Ну, прямо вынь да положь. Потому что она неожиданно бросила тормошить меня, подхватила под мышки и потащила к стоящим поблизости лошадям.

Мои ноги цеплялись за кочки, с одной свалился сапог, но женщина не стала натягивать его на меня, а лишь подняла и засунула в одну из седельных сумок. А после с невероятным терпением долго пыталась закинуть меня на гнедую кобылу. Удивительно, но, в конце концов, ей это удалось, хотя я три раза падал в траву, а она трижды меня поднимала. Чтобы я вновь не упал, женщина привязала мою безвольную тушку к седлу, заставила обхватить руками лошадиную шею и связала их за запястья.

А потом мы поехали прямо сквозь лес. Моя голова болталась из стороны в сторону, но тело, навалившееся мешком на лошадиную холку, держалось в седле, несмотря ни на что. Мне не хотелось никуда ехать, мне хотелось просто сползти с седла на мягкую землю и забыться в беспамятстве, чтобы ничто не трясло, не дёргало, не раскачивало, чтобы от меня все отстали... Я потерял счёт времени... я ни о чём не думал... я ничего не желал...

Затем мы остановились. Где-то впереди заскрипели ворота. Мы въехали в небольшой дворик, окружённый частоколом из брёвен. Секунд через десять в памяти всплыло воспоминание. Это двор Рейны. Она здесь когда-то жила. Ещё до того, как мы познакомились... Как именно мы познакомились, я не помнил, но помнил, что это случилось здесь, на лесном подворье.

Потом меня отвязали от лошади, стащили на землю и повели в дом. На этот раз та, что звалась в моей памяти Рейной, не стала подхватывать спутника под микитки, а закинула мою руку себе на плечо и заставила передвигать ноги самостоятельно. Я недовольно морщился, но всё-таки шёл, поддерживаемый этой красивой, но странной женщиной с зелёно-фиалковыми глазами...

Мы кое-как поднялись на крыльцо, протиснулись через дверь, пересекли горницу, проникли в какое-то тёмное помещение, пахнущее древесной смолой и березовой сыростью.

Меня осторожно уложили на высокий деревянный приступок (кажется, он назывался поло́к) и принялись раздевать.

Я не сопротивлялся. Мне было всё равно.

Раздев меня, Рейна ушла, но перед этим плеснула воды в стоящую в уголке чашу-купель и бросила туда несколько «горючих камней» (название всплыло в памяти, так же как воспоминания, что я в этом доме уже бывал).