Без выбора. Влад

Ужин проходил в спокойной атмосфере. Небольшая ложа, отделенная от основного зала. Таких лож было несколько. Они предназначались для более тихого времяпрепровождения.

Что нравилось Маше — если Влад выходил куда-то с ней, он был только с ней. Он не прерывался на разговоры, не отвлекался. Он создавал особую атмосферу интимности. Значимости. Уделял внимание лишь ей. И это подкупало. Не могло не подкупать.

Возможно, он таким способом извинялся за тот роковой уход из кабинета казино, когда её накрыло. Маша не знала. Но ей очень импонировало его внимание. Так и хотелось спросить — почему он не всегда такой галантный?

Ведь может же быть…простым. Доступным. Почти понятным.

Нет, Влад Багровский ни в коем случае не превратился в шутника и балагура, рассказывающего забавные истории и травящего анекдоты. Он по-прежнему был собой. Сдержан. Немногословен. Если что-то рассказывал, то негромко. Только для неё. Она смотрела на него и понимала, что тонет. Что ей надо брать себя в руки. Вспомнить, кто этот человек напротив. Что он из себя представляет.

Но как устоять!

Когда он такой.

Он не пытался её очаровать. В нем ничего по сути не изменилось. Маша иногда подмечала, как в его глазах появлялась сталь, а лицо принимало нечитабельное выражение.

На неё он тоже иногда так смотрел. Например, сегодня, когда предлагал поужинать в ресторане.

И всё же…

Маше нравилось быть с ним здесь и сейчас. Она наслаждалась происходящим и благодарила Судьбу за то, что подарила несколько дней счастья.

Что будет по возвращению — Маша знать не желала.

— Мне здесь очень понравилось, — призналась она, делая глоток яблочного сока.

— Рад слышать. Вернемся сюда в конце месяца.

Влад не спрашивал.

Не предлагал.

Он констатировал.

Легкая горечь потекла по крови. Маша её постаралась отогнать.

— А если у меня будут какие-то планы на конец месяца? — осторожно прощупывая почву, уточнила она, слегка наклоняя голову и смотря на Влада из-под опущенных ресниц.

На лице Влада не дрогнул ни один мускул. Он откинулся на спинку дивана и вытянул одну руку.

— Минни, давай немного расставим точки над «и». Ты снова восприняла мои слова в штыки. Как обычно. Почему? Мы — взрослые люди. Я предлагаю учиться строить диалог. Да, со мной непросто. Я — доминант. Я привык отдавать приказы и знать, что они беспрекословно исполнятся. Как я говорил ранее, ты мне очень нравишься, Особенная. И я не хочу тебя прогибать морально. Нет, физически-то я тебя совсем не против и сейчас прогнуть, — он усмехнулся и в его глазах замелькали незнакомые, но такие невероятные искры, отчего и без того растревоженное сердце зашлось в подкатывающей истерике. — Скажу больше. Я отчасти шовинист. Я не выступаю за равенство в отношениях. Что ты глазки свои распахиваешь? Я честен. Открыт. Я не за равенство, я за уважение.

Маша, отчасти ошарашенная его очередным откровением, не выпуская бокал с соком из рук, тоже откинулась на мягкую спинку.

Привыкла ли она к таким разговорам? Нет. И ещё раз нет.

Вот в чем отличие взрослого мужчины от молодого.

— И… — она начала говорить, споткнулась, быстро взяла себя в руки и продолжила: — И раз ты начал говорить откровенно, что ты подразумеваешь под уважением?

— Заботу. Внимание. Защиту. Продуктивный диалог. Умение уступать. Принимать точку зрения партнера, если она обоснована фактами, а не «хотелками». Хотя против женских «хотелок», касающихся ваших прихотей, я ничего против не имею. Маша, я пока недостаточно хорошо тебя знаю. Мне хочется сделать тебе приятное. Что-то подарить? Хочешь ещё одно откровение?

— Хочу.

— У другой бы я даже не стал спрашивать. Отдал бы распоряжение личному секретарю. Та бы выбрала украшение, оформила кредитку, абонемент в спа-салон. Ты — другая. И с тобой я хочу по-другому.

У Маши закружилась голова.

Она и предположить не могла, что, казалось, обычные слова окажут на неё такое сильное впечатление. Ранее никогда Маша за собой не замечала ничего подобного. Сколько разных предложений и хвалебных комплиментов она слышала! Она привыкла реагировать игнором. Знала, что всё пустое. Что ничего значимого они за собой не влекут.

Багровский — другой. Если отмотать назад время и вспомнить их общение. Иногда короткое, иногда длительное. Никогда — равнодушное.

Могла ли Маша упрекнуть его в халатности? В пренебрежении? В том, что он говорил ради красного словца и тотчас забывал?

Нет.

Ни разу.

Холодок прошелся по затылку.

Маша, чтобы скрыть растерянность, снова сделала глоток.

Что с ней происходит?

Она попадает под темное очарование Багровского?

Иногда, после особо «урожайного» дня, когда мужчины, не сговариваясь, активизировали вокруг неё суету, Маша спрашивала себя — а какого партнера она хотела бы видеть рядом с собой? Кому принадлежала бы душой и телом.

Молодой весельчак по имени Сережа у неё был. Хватило пары инцидентов, чтобы разочарование утопило всё хорошее, что можно ещё было наскрести в памяти. Да и было ли…Вот в чем вопрос. Потом Маша признавалась себе, что ребята-балагуры ей особо и не приходились по душе. Она — не тусовщица. У неё мама…