Без выбора

С Вадимом Валерьяновичем Кожиновым у меня всегда были, несмотря на разномыслие по многим вопросам, взаимоуважительные отношения. Присутствовавший на той встрече, но, в отличие от С.Ю. Куняева, читавший и мои статьи самиздатского периода, опубликованные в "Нашем современнике", и все, что я писал в журнале "Москва", он, с присущей ему добросовестностью и дотошностью мышления, искренно пытался понять мою позицию по "русскому коммунизму", не однажды при встречах затевал разговор на эту тему и как-то даже признался, что "та моя фраза о сроках" соблазняет его... Такое признание дорогого стоило, но, однако же, обстоятельный разговор "по трудным вопросам" у нас так и не состоялся. По причине обычной суеты. Все как-нибудь да как-нибудь...

Будучи, несомненно, главным идеологом журнала "Наш современник", В.Кожинов, тем не менее, под некоторыми принципиальными суждениями С.Куняева едва ли бы подписался, потому что любой, кто добросовестно прочитал все, написанное им за последние годы, не мог не почувствовать состояния постоянного поиска, предельного напряжения мысли и при том, несмотря на частую категоричность суждений, неудовлетворенность... Каждая новая его работа как бы уточняла предыдущую, детализировала.... Я уверен - жизнь его прервалась в поиске...

Возвращаясь к встрече в журнале "Москва"... Фраза, что так легла на душу С.Куняеву, была сказана мною в отмашку, в шутку, как иногда говорю, дескать, не чапай, поскольку "всю жись" по тюрьмам и ссылкам. Для меня тогда наиважнейшим было - позиция В.Крупина, поскольку от нее зависело мое дальнейшее пребывание в журнале. Крупин устоял, православным чутьем учуяв неизбывную родственность социалистической идеи и атеизма, в какие бы одежды ни рядилась древняя хилиастическая ересь. Наверное, также понял или знал, что "социализация бытия" и социализм- не одно и то же, что социальная справедливость лишь объект спекуляции обезбоженного сознания, стремящегося обожествиться в реалиях посюстороннего мира, что собственно социалисты, то есть адепты идеи, - чаще всего жертвы трансформации сознания, и степень их фанатизма зачастую пропорциональна честности помыслов. Что, наконец, единственная возможность социально упорядочить бытие без того, чтобы спровоцировать процесс энтропии, - эта возможность предусмотрена в канонах национальной религии, и только то, что в них предусмотрено, безопасно в исторической перспективе, что утрата религиозного понимания мира - путь в пропасть.

Впрочем, возможно, что все вышесказанное в адрес В.Крупина - мое домысление, поскольку инструмент религиозного сознания часто - интуиция без мотивации.

Устоял Крупин - устоял журнал. И тот непроговоренный спор, что сквозит в книге С.Куняева, это в действительности никак и нигде не заявленный спор-разногласие журналов "Москва" и "Наш современник". Суть разногласия проста - она в понимании природы и происхождения конкретного исторического явления - российского коммунизма, по моему пониманию, изначально, как уже говорил, запрограммированного не только на саморазрушение, но и на разрушение своего пространства. Элементы взрывного механизма по отдельности давно опознаны политологами. Право наций на самоопределение, положим. Как известно, Ленин Сталина убедил: не заманить ту же Украину в царство социализма без хотя бы формальных гарантий, каковые со временем, дескать, станут неактуальными по мере формирования "нового человека". "Утробные" инстинкты должны быть искоренены, а к таковым помимо национальных отнесены были и религиозные предрассудки, и личностная экономическая инициатива, и право на сомнение, и даже право на неучастие в социальных процедурах. Еще в 60-х отказ от участия в так называемых выборах мог вызвать политическое или психиатрическое преследование. Но это мелочь!

Определенная часть народов подлежала физическому истреблению во имя утверждения социалистического порядка. Без названной процедуры не дожить бы нам до зрелого социализма, "приспособленного к народным нуждам".

Вот еще один любопытный момент "полемизма" в книге С.Куняева. Приводится текст, каковой будто бы являлся финальным в романе Ирины Головкиной "Побежденные".

"Большевизм... процесс этот самобытен и глубоко органичен..."

И далее в стиле С.Куняева панегирик советскому правительству и коммунистической России, которая "в муках рождает новые государственные формы и новых богатырей, для которых все классовое должно быть чуждо..."

Поскольку о существовании этого романа С.Куняев узнал от меня, чего он не отрицает, то берусь категорически утверждать, что ничего подобного в тексте романа не существовало до того, как он из рук КГБ попал в руки редактора "Нашего современника". Да и любой, добросовестно прочитавший роман, увидит противоестественность "публицисцизма" вышеприведенных строк в контексте трагического лиризма романа...

Но после цитирования (фактически самого себя) Станислав Юрьевич вдруг снова вспоминает обо мне в следующем контексте: