Без всяких полномочий

Земля между воротами и двумя окнами первого этажа алела цветами. Их выращивал Аполлон Гаприндашвили, названный именем златокудрого греческого бога как бы в насмешку. Он был лыс. Лысина, конечно, не единственное, что отличало его от сына Латоны. Он не играл на кифаре, зато прекрасно пел, и ни одно застолье не обходилось без него. Он любил свою толстуху Нателу и хотел иметь от нее сына, но трижды его постигла неудача — она родила девочек. Аполлон не отчаивался. Он считал, что все еще впереди. Под окнами стояли коробки. В них он возил в Москву цветы. Аполлон был деловым человеком и не мог позволить себе за тридцать один рубль обратно транспортировать в коробках воздух. Поэтому, возвращаясь из Москвы, он набивал коробки дефицитным ширпотребом. Воздушная трасса Тбилиси — Москва — Тбилиси была для него своеобразной дорогой жизни. Соседи стыдили Аполлона, а он говорил, что ничего постыдного в торговле цветами нет, наоборот, дескать, его миссия благородна — цветов не хватает, спрос большой и он помогает государству. Когда же его попрекали торговлей ширпотребом, он горячо отвечал: «Жить-то надо!» У Аполлона были деньги, и он искал садово-огородный участок, чтобы с размахом выращивать цветы и не зависеть от поставщиков.

Под третьим окном на топчане валялись листы латуни, куски дерева, фанера, выцветшие рулоны бумаги. За этим окном жил Ираклий Махарадзе. Он был чеканщиком, но его работы пока не покупали. Чтобы как-то сводить концы с концами, он время от времени брал заказы на женские украшения и делал их из серебряных ложек, оставшихся от покойных родителей.

На балкон вышла Тата.

— Вам хлеба не нужно? — спросила она.

— Спасибо, нет, — ответил я.

Размахивая сумкой, она сбежала по лестнице. В ней было что-то от олененка. Она двигалась стремительно и грациозно.

Сандро проводил ее взглядом.

Во дворе мелькнула красная рубашка Ираклия. Он ее, кажется, никогда не снимал.

— Посмотри! Ираклий побежал за ней, — сказал Сандро.

— Бог с ним, — сказал я. — Занимайся своими гантелями. Я иду спать.

— Бидзина убьет их! — сказал Сандро.

— Оставь. Сами разберутся. Пока!

Вышла Лиза с детским ночным горшком. Шелестя полами насаленного шелкового халата, обтягивающего располневшее, по все еще стройное тело, она прошествовала в конец балкона и уборную, неся горшок, словно вазу с цветами.

Я задолжал Лизе. Она могла подумать, что я избегаю ее, и остался на месте.

— Когда вы заплатите за комнату? — спросила Лиза.

— За комнату! — фыркнул Сандро.

Лиза даже не взглянула на него. Она презирала Сандро.

— Завтра, — сказал я.

— Подождем до завтра, — сказала Лиза и, вызывающе вихляя бедрами, удалилась в комнату.

— Тунеядка, — процедил сквозь зубы Сандро и спросил: — А где ты всю ночь был? У женщины?

— У друга, — ответил я. — Пойду посплю.

— Тебе совсем это не помешает. Да, вечером какой-то тип приходил, спрашивал тебя.

— Какой тип?

— В кожаном пиджаке. Лысый, толстый. В руке цветной носовой платок. Он им вытирал то шею, то лицо. Догадался, кто это?

— Да.

По описанию это был Шота.

— Что у тебя может быть общего с такими типами? Ты же интеллигентный человек, — сказал Сандро.

— Ничего общего. Все разное, — сказал я.

— Слава богу. Иди спать. На тебе лица нет, — сказал Сандро и легонько подтолкнул меня.

Я открыл дверь и вошел в свой склеп, который Лиза Погосова называла комнатой. Это была бывшая кладовая.

Меня разбудил стук в дверь. Стучала Лиза.

— Вас внизу ждут. Выйдете? Или сказать, что вы спите?

— Выйду, — ответил я, поднялся с постели и натянул брюки. Будильник показывал четверть первого.

Застегивая на ходу рубашку, я вышел на балкон.

Во дворе стоял Вашакидзе, главный инженер швейной фабрики.

Я спустился к нему.

— Почему не дождались меня вчера, любезный? — вместо приветствия сказал он.

— Так уж получилось. Разве вам не доложили?

— А вы, оказывается, драчун. Я не подозревал. — Вашакидзе усмехнулся.

— Я тоже не подозревал, что на вашей фабрике начальник цеха жулик.

— Жулики, дорогой мой, как газ, проникают во все щели. Я еще не завтракал. Похоже, вы тоже. Поехали. Позавтракаем. Заодно поговорим.

Несмотря на полдень, в кафе «Тбилиси» было полно посетителей, звенели бокалы, провозглашались тосты, суетились официанты.

За одним из столов я увидел своего дальнего родственника Ило, товароведа Текстильторга. Среди крупных соседей он казался из-за худобы ущербным.

При виде Вашакидзе Ило и его сотрапезники уважительно встали, и один из них, человек-шкаф, странно, как он умещался на стуле, сказал:

— Михаил Шалвович, прошу к нам.

— Шалвович, просим, — сказал Ило. На меня он даже не посмотрел.

Вашакидзе бросил презрительный взгляд на Ило и сказал человеку-шкафу:

— Не беспокойся, Бичико.

Ило смешался. Человек-шкаф что-то шепнул подскочившему официанту.

Вашакидзе взял меня под руку.

— Я вижу, вы пользуетесь популярностью, — сказал я.

— Уважают, — усмехнулся он. — Все-таки главный инженер. Главный! Если серьезно, то в Тбилиси многие меня знают.

— И дельцы?

— И они.

Притащив из кухни стол, официант накрыл его хрустящей скатертью.