Без времени

То, что он делал дальше, не поддавалось никакому описанию. Он не помнил, что творил. Сначала долго смотрел на серое пятно, узнавая в нем Арину. Потом развел краски. Сделал это как-то просто. Сейчас все было настолько очевидным, что он ни капли не сомневался в своих действиях. Лишь раздражало это серое пятно, похожее на кляксу песка, за которой скрывался любимый образ. Были ли у него сомнения — нет! Мог ли он сомневаться, когда рисовал ее? Это было прозрение. Он знал каждую клеточку ее лица, чувствовал мысли ее, когда она там, на крыльце, стояла и смотрела на него, смотрела на детей. Ее детей. Он слышал эти мысли, оставалось только передать красками. Как это оказалось просто! Какое-то великое и естественное умение было заложено природой в нем самом, в его руках, голове, и он уже смело накладывал первые мазки. Мог ли он ошибиться, когда рисовал любимого человека? Он внезапно почувствовал в себе какое-то великое знание или умение — и сейчас передавал его простыми движениями кисти, и маленькое серое пятнышко оживало. Знание находилось где-то рядом. Оно было в нем самом. Неожиданно услышал музыку, которая зазвучала в голове. Случись положить ее портрет на ноты — сделал бы это с легкостью. Его пальцы уже мяли податливую глину, из которой рождались черты ее лица. Он чертил в воздухе формулы, и те объясняли на неизвестном языке неведомой науки ее чувства, переживания, мысли и слова, которые она готова была произнести. Буквы складывались в слова, слова в строки, строфы. Рифмы наполняли воздух своим причудливым звучанием, удивительные стихи и оды рождались в сознании, они пели о любви и красоте, о жизни и о времени, и время это стало бесконечным. Оно застыло, замерло и сейчас снова принадлежало ему. Эти строки готовы были перенестись сквозь столетия и предстать перед пораженными потомками. И те преклонили бы колени свои перед музыкой этой и чудесными звуками далеких неземных инструментов, перед стихами, рожденными в горячке любви, и написаны они были без времени…

Без неумолимого истечения минут и столетий.

Родились они на далекой планете.

И теперь согревали сердца…

Это было откровение!

Просто где-то рядом находилась маленькая кладовая, которая сейчас распахнула перед ним свои дверцы или врата, и сейчас он оттуда доставал знания и умения, какой-то невиданный дар, который дан ему был свыше!.. Но мимо которого в жизни своей он так умело проходил.

Но он не знал ничего об этом, он не замечал! Он не умел этого делать!.. Умел! Посмотри на ее лицо — это она! Ты нарисовал Ее! Ты просто протянул руку и вынул из-за пазухи краски, которыми сейчас творил чудеса. А может, ты и был рожден для того, чтобы написать эту картину и другую тоже, написать Арину, ее маленьких детей, а еще написать любовь. Ту самую, которая открывала сейчас перед тобой заветную дверцу.

Он чувствовал, что находился в удивительном мире, где время замерло, остановилось, оно просто не существовало. Здесь были собраны все знания, все богатства вселенной, и сейчас он легким движением руки смело распоряжался ими — водил своей кистью.

Возвращаться не хотелось… Не хотелось! Но его ждала она… В усталости, оцепенело отошел от картины. Отбросил кисть и посмотрел на полотно. На мгновение ему стало страшно. На картине появилась Она. Арина была настоящей, совершенной копией той живой и такой молодой женщины, которую он искал, но не находил так долго. И сейчас он не верил, что сделал это. А в углу картины сидел на парапете человечек, который безумно был похож на него и на этих детей. Человек не исчез, он не был стерт краской времени, замазан серым цветом или засыпан песком. Сидел и улыбался. Все эти люди занимали свои места, и краски совсем не поблекли. Он замазал последнее серое пятно, и картина заиграла, обретя смысл. Он вернул маленькую жизнь и поместил ее на этой скале. Он выполнил обещание, выполнил клятву! Он был счастлив! И теперь был абсолютно уверен, что, выйдя на улицу, сразу же найдет ее, и Арина снова будет молодой, такой, как и прежде! Он знал это. Он был абсолютно уверен! Все просто!

И еще чувствовал невероятную усталость. В последний раз мысленно оглянулся на то место, где сверкали, переливаясь, потаенные чудеса и знания, звучала волшебная музыка, сверкали формулы, мелькали строки стихов. Но их звучание становилось все тише и тише. Маленькая кладовая закрывалась. И тогда он понял — если есть Бог, он обитает в этом месте, он в каждом из нас, без прейскурантов и ценников, в той кладовой, которую ты открываешь для себя или проходишь мимо походя. В той искре, которая дарована каждому, дарована судьбой, нужно только ее заметить, и тогда она засверкает яркой звездой.

Но сейчас он очень устал, он не спал три дня, он пропустил три таблетки, которые где-то далеко от него Арина выпила. Сделала это без него. Но сейчас уже знал точно — она ждет его. И теперь, не раздумывая, снова бросился в этот город навстречу празднику и безумию, гирляндам и елочным базарам, подаркам, которые теперь сумеет подарить ей…