— Ничего, — отмахнулся он. — Пойми, ты не больна! Ты совершенно здорова! Это мне сказал врач. Просто живешь немного быстрее, чем остальные, но у тебя нет болезни…
— Хватит! — остановила его она. — Давай спокойно поговорим. Я не хочу оставаться здесь. Я не могу больше видеть эти стены, зашторенные занавески, чертовы зеркала. Я хочу, чтобы ты отвез меня в больницу.
— Я тебе кое-что объясню, — произнес он. — Есть лекарство. Врач, тот самый, от которого мы уехали месяц назад, мне о нем рассказывал. Все просто. Это лекарство в тебе, в каждом из нас…
— Чушь какая-то, — перебила она.
— Нет, не чушь! Почему ты не хочешь мне поверить? Ты должна просто поверить, и все вернется… Это же так просто.
— Я хочу в клинику.
— Ты хочешь в этой клинике… — и он замолчал.
— Да, я хочу! — не выдержала она. — Я имею на это право, в конце концов, мне распоряжаться своей жизнью, — потом тихо добавила: — Я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой!
Потом замолчала и села на диван, отвернувшись. Он тоже молчал, наконец произнес:
— Я не отпущу тебя. Я тебя не отдам. Ты не бездомная дворняга, чтобы в подворотне заканчивать свои дни. Тысячи сердобольных родственничков отправляют своих близких в больницы, зная, что они оттуда не вернутся! Неужели ты думаешь, что я способен на такое? За кого ты меня принимаешь?
И теперь уже громко продолжал:
— Ты должна помочь себе сама! Ты можешь хотя бы попробовать! Ты имеешь на это право! Не возиться со мной, как с мальчишкой, не уходить навсегда в эту чертову клинику, а подумать о себе!
— Я пробовала… Я пыталась…
— А теперь сделай это. Все просто. Какая-то невероятная штука заключена в одном слове, в четырех буквах, в таблетке по имени «Вера». Сделай это для меня, в конце концов! Так тебя устраивает? Так ты согласна?
— Да, да, конечно, — тихо и как-то просто ответила она, — для тебя я сделаю все.
Он изумленно посмотрел на нее, не ожидая такого скорого простого ответа.
Она взяла в руки свою сумку, достала оттуда несчастный флакон и проглотила пилюлю. На дне оставалось еще пять таких же маленьких таблеток. Флакон дрогнул в ее руке, и те с грохотом ударившись друг о друга, зазвенели. Звук напомнил какой-то музыкальный инструмент. Только с каждым днем его звучание будет становиться все тише и тише, пока не умолкнет совсем. И лишь пустой стеклянный предмет останется в руке.
«Нет, этого не будет! — мелькнуло в его сознании. — Этого быть не должно! Не должно и все!..»
На следующее утро Петр быстрыми шагами шел по улице, не выбирая дороги, и только цель путешествия неумолимо приковывала его внимание. Там, вдалеке, золотыми куполами на зимнем солнце светился маленький Храм. Маленький или большой — сейчас это не имело значения. Главное — что это был Храм. Туда и держал он свой путь, туда и понесли ноги, стоило только проснуться и выскочить на улицу. Под ногами скрипел декабрьский снег, он укутывал собой надоевшую серость тротуаров и дорог, скрывал мрачность этого города. Наступало короткое время в году, когда все вокруг замирало в ожидании скорого праздника, лица людей выражали нетерпение и радость в преддверии длинных каникул. Они оставляли свои ежедневные дела, надоевшие, словно вязкая грязь под ногами, в которой вязнут ноги. Но вот уже первый снег, замерзшие белые улицы и надежды на будущее. На небольшой площади кто-то наряжал высокую елку, город готовился встретить Новый год, а потом еще один и еще…
А у них оставалось всего несколько таблеток. И на празднике этом он чувствовал себя чужим. Впервые в жизни его не интересовали снег, наряженные елки, праздник и веселье, подарки к Новому году. И только глаза смотрели вдаль, где стояла маленькая церквушка.