Без воды

– Помоги-ка мне, – сказала Десма и сползла с почтальона, крепко держа его за плечо. Нора наклонилась, и они вместе перевернули Ферди на спину. От этого усилия у Норы закружилась голова. Она охнула, судорожно вдохнула и с удивлением поняла, что не может вспомнить, сколько времени простояла, затаив дыхание, хотя теперь, пожалуй, пора было снова его затаить, потому что Десма, широко расставив ноги, уселась Ферди Костичу на грудь и одной рукой по-прежнему придерживала его, а другой рылась у него за пазухой. Ферди ухитрился выпростать из-под сбившейся одежды руку и попытался помешать Десме, но тщетно. Он шипел и плевался, но Десма все же силой раскрыла ему рот, засунув туда пальцы, и приказала:

– Говори: «миссис Руис»! Немедленно! – И она с такой силой оттянула его нижнюю челюсть, что у него даже голова приподнялась. – Ну, говори!

Что-то вроде «мифиф Руфис» выползло вместе со слюной и пеной из-под пальцев Десмы. Тем временем в ее свободной руке появилось письмо, адресованное Рею, и она принялась яростно рвать его в клочья, засовывая обрывки в раззявленный рот почтальона. Пальцы Десмы, уже перепачканные его вонючей слюной, теперь покраснели от крови, ибо он жестоко кусал, прямо-таки грыз их своими дрянными зубами, которые тоже стали ярко-оранжевыми от крови.

Даже если Норе и казалось, что Ферди пора бы уже отпустить, ничего сделать она не успела: Десма сперва рывком поставила почтальона на ноги, а потом, с силой ударив его ногой, снова швырнула на землю. Все это произошло так быстро, что Нора даже толком не заметила, как мелькнула в воздухе обутая в сапог нога Десмы и в какой момент Ферди снова оказался на земле. Сперва он долго сидел, выплевывая мокрые, окровавленные кусочки бумаги, затем осторожно поднялся, отступил к своей перепуганной, прядавшей ушами лошаденке и моментально взлетел в седло, словно ему придал скорости ненавидящий взгляд Десмы.

– И не вздумай еще хоть раз прикоснуться своими грязными лапами к адресованным мне письмам, Ферди Костич! Слышишь? Не вздумай!

Ферди поспешно двинулся прочь и не оборачивался, пока не отъехал от женщин достаточно далеко. Лишь оттуда он осмелился выкрикнуть на прощание:

– Ах ты, старая сука! Виселица по тебе плачет! И учти, Десма, тебя еще вздернут за нарушение права собственности на землю, только тогда уж никто в твою защиту слова не скажет. «Сдохла, ну и тем лучше» – вот чем тебя тогда каждый помянет! – Только это Нора и сумела расслышать, оглушенная потоком греческих бранных слов, вылетавших изо рта Десмы.

* * *

А вода на кухне у Десмы все-таки нашлась. Она пряталась на самом видном месте – в ведре, которое Нора ошибочно приняла за помойное. Ведро стояло как раз под тазом для мытья посуды. Нора с тоской смотрела, как остатки воды стекают в кастрюльку, чтобы затем превратиться в кипяток. Потом она принялась готовить бинты, а Десма, усевшись на стол и поставив ноги на табуретку, выковыривала из ранок на искусанных пальцах попавшие туда обрывки травы и мелкие камешки. Даже в обычных обстоятельствах Десма не переносила чужих прикосновений, так что, когда Нора принесла чистые тряпки и миску с теплой водой, чтобы промыть ей раны, она все это у нее отобрала и принялась за дело сама. Нора, отступив к кухонной стойке, слушала прохладный плеск воды и думала: я не должна уходить отсюда, пока не получу хотя бы глоток воды – если, конечно, там еще хоть что-то осталось, если Десма не израсходовала всю воду до последней капли, промывая раны, полученные в результате нелепого и жестокого наказания, которому она подвергла Ферди.

– Господи, как же он тебя искусал! – Нора наконец-то решилась хоть что-то сказать.

– Да уж.

– А если у него бешенство?

Но улыбки у Десмы ее шутка не вызвала.

– Ты же прекрасно знаешь, Нора, что он нормальный.

– Ну и черт с ним!

– Но дело в том, что он прав. Завещания-то Рей никакого не оставил. Он мог хоть на всю жизнь вперед планы строить, а подготовиться к тому, что будет после жизни, у него ума не хватило. Наверное, думал, что мы так и умрем, обнимая друг друга, когда нам по сто двадцать лет исполнится, истратив всё до последнего гроша и засолив все поля так, что уж никому и в голову не придет их захватить.

– Восхитительный план.

– Но, к сожалению, довольно иллюзорный – особенно если учесть его привычку ссориться и со скотоводами, и с инспекторами, и вообще с каждым, кто свой поганый нос в наши дела сунет. Мало того, он ведь еще и каждый раз расплевывался с представителями этого треклятого Земельного комитета. Хотя и так ясно: даже если б Рей не целился из ружья в каждого инспектора, все равно ни один Земельный комитет в мире не отдаст 160 акров земли – да еще и на берегу ручья! – какой-то женщине! Пусть даже этот злобный мексиканец с ружьем целых двадцать лет оставлял свои сапоги на крыльце этой женщины.

– Но ведь ты же его жена! – невольно воскликнула Нора.