Без ветра листья не шелестят

...Знакомство с кишлаком Акрамов начал с площади. Ее полукругом опоясывали здания клуба, Дома быта, правления сельского Совета и рабкоопа. Между ними располагались различные магазины, образуя своеобразный торговый центр. Ниже, через дорогу, напротив здания рабкоопа, шумел листвою чинар-великан. Табличка, прибитая к стволу дерева, гласила, что ему девятьсот лет, по преданиям, под ним отдыхал легендарный Машраб. В дупле же его в разные годы размещались то библиотека кавполка, то магазин, то сельский Совет. Вдоль бетонированного русла арыка, уносившего воду родника в дарью[9], выстроилась дюжина чинаров поменьше. За ними сиял большими окнами двухэтажный ресторан «Шалола».

Совхоз «Чинар» оказался кишлаком довольно большим. Он лежал вдоль Большого Узбекского тракта, растянувшись километра на два. Основная его часть находилась на пологом склоне горы.

Захид шел не спеша, осмысливая впечатления, думая о предстоящей работе. Неожиданно рядом раздался смех. Захид невольно придержал шаг. На скамейке, перенесенной с аллеи в глубину сада, сидели трое — мужчина средних лет в голубой шелковой тенниске и две женщины, судя по всему, молодые — обе были в ярких атласных платьях и в столь же ярких нейлоновых косынках. О их молодости говорил и заразительно звонкий беззаботный смех.

— Минутку, минутку, — произнес мужчина, — сейчас я вас познакомлю с новым жителем «Чинара». — И он крикнул вслед Захиду: — Товарищ Акрамов!

Захид остановился, повернулся к ним:

— Слушаю вас.

— Я не ошибся, назвав эту фамилию?

— Нет. Я — Акрамов.

— Отлично. Тогда выручайте, товарищ лейтенант. Эти девушки меня совсем изведут. Может, хоть представителя власти побоятся? Взяли меня, понимаете, в оборот...

«Видно, кто-то из начальства, — подумал лейтенант, — знает мою фамилию». Захид подошел к ним и щелкнул по привычке каблуками.

— Здравствуйте, товарищ лейтенант! — мужчина протянул руку. Захид пожал ее. — Представляю вам, девушки, нового участкового уполномоченного товарища Акрамова Захида Акрамовича. — Девушки кивнули. — А эти красавицы, лейтенант, работницы комсомольско-молодежной фермы. Слева от меня Сахрохон, заведующая, а справа — Азадахон, одна из лучших доярок не только фермы, но и совхоза. Садитесь, пожалуйста. Говорят — в ногах правды нет.

— В ногах идущего правда есть, — ответил Захид строкой давно прочитанного стихотворения.

Мужчина удивленно вскинул брови.

— Верно.

— А себя забыли представить, Мурад-амаки, — напомнила Сахро. Девушка была постарше своей подруги. Довольно красива. Захиду показалось, что она смотрит на него с любопытством.

— Ярматов, секретарь парткома совхоза. Прошу вас, — он подвинулся.

Но Захид сел не возле парторга, а рядом с Азадой. На вид ей было около восемнадцати, может, чуть меньше. Лицо белое, будто солнце вовсе не касалось его. Он видел ее профиль. Нос прямой, густая бровь напоминает крыло ласточки, губы пухлые, а подбородок круглый. Все это делало ее похожей на гречанку. Из-под расшитой ферганской тюбетейки, обвитой жгуче-черными косами, выбились мелкие кудряшки. Прозрачная, ярко-красная косынка, расчерченная золотыми нитями, лежит на плечах.

— Какая помощь от меня требуется, Мурад-ака? — спросил Захид.

— Бога они уже не боятся, — произнес улыбнувшись Ярматов. — Аджину[10] и подавно. Может, вас, а...

— Выходит, я страшнее аджины?

— Не в этом смысле, конечно. Просто ваша форма должна подействовать. Вот я и говорю, товарищ лейтенант, нельзя никуда посылать наших девушек, потом сам же покоя лишишься. Начнут приставать: дай то, найди другое, сделай третье. А где взять все это?

— Там же, где взяли латыши, — сказала Сахро горячо. — Ведь и в Латвии руководители, как наши.

— А ты не спросила у них, Сахрохон, каким путем они все это достали?

— Спрашивала.

— Ну и что говорят?

— Говорят — все, что показывали нам, создавалось постепенно. А у нас и этого «постепенно» нет. Как работали наши прабабушки, так и мы продолжаем. Лучше бы я не ездила, одно расстройство!

— Сахрохон позавчера вернулась из Латвии, — пояснил Ярматов, — насмотрелась там... и вот, не успев стряхнуть дорожную пыль, явилась ко мне с претензиями!

— Я понял, — сказал Захид.

— Настоящие молочно-товарные фермы я там увидела, — сказала Сахро. — Как лаборатории какие, честное слово! Кругом чистота, запахов нет и в помине, дышится, как на джайляу. Коровы будто бы только из бани, а у нас... Молока — давай, давай, а как условия создать — так перебьетесь!

— Не все сразу, сестренка, — ответил секретарь парткома, — будет и в нашем «Чинаре» то, что ты видела в Латвии, даже, может, лучше, с учетом всего нового. Я слышал, что в области создается специальная мехколонна, которая будет строить новые и механизировать старые фермы. Обратимся в обком партии, попросим, чтобы эта мехколонна начала работу с реконструкции наших ферм. Но вам и самим, как говорится, нечего сидеть сложа руки.

— Дайте нам два бульдозера.

— Хоть три! Еще что?

— Пока и этого достаточно.

— Вот тебе и раз. Такое длинное вступление для того, чтобы попросить всего два бульдозера?

— Три, — поправила его Сахро. — Вы же только что обещали.