Без шума и пыли

Западников объединяют стремление к снижению роли государства в экономике и внутренней политике, вступление России в глобальные рыночные отношения на условиях, предложенных «Большой семеркой», и безусловное следование рекомендациям, которые исходят из-за бугра. Ну и конечно, все они полностью отрицают и коммунизм, и социализм в какой бы то ни было форме. А делятся они прежде всего по финансовым интересам, по ориентации на те или иные западные страны, наконец, по отношениям к форме правления: одним хотелось бы увидеть авторитарную президентскую республику с каким-нибудь «де Голлем» или даже «Пиночетом» во главе, другим — парламентскую демократию на манер нынешней германской или итальянской. Но монархию там в громадном большинстве не приемлют, даже в конституционной форме. Они отторгнут ваши суггестивные программы как раз на подсознательном уровне.

— Про коммунистов можете не говорить, — заметил Манулов, — но ведь существуют же национал-патриоты? Среди них полно монархистов!

— Да, имеются, — кивнул Борода. — Но нацистов и полуфашистов там больше. Да и у тех, кто жаждет возвращения к самодержавию, православию и народности, одна лишь форма вашего носа вызовет подсознательное отторжение. Прошу простить за некорректность, но я просто констатирую факт. Кроме того, из романа, сочиненного Вредлинским, трудно выкроить приличный сценарий, и даже мастерство Крикухи вряд ли поможет сделать фильм интересным для зрителя. А для того чтоб суггестивные программы сработали, фильм должен быть сам по себе увлекательным. Хотя бы на уровне добротного боевика с захватывающим сюжетом.

— В общем, вы уличили меня в полном непрофессионализме…— вздохнул Манулов почти непритворно. — Не гожусья на роль царя.

— Вы это гораздо раньше осознали, Павел Николаевич. Вам ведь уже за шестьдесят, а вы все не уйметесь. С чего бы? Вы ведь достигли за кордоном благополучия, которого подавляющее число эмигрантов так и не дождалось. Сотни тысяч из Союза уезжали и сейчас из России уезжают, а так, как вам, повезло немногим. И вдруг вы, рационалист до мозга костей, человек, который на пять ходов вперед просчитывал жизнь, бросаясь в явную авантюру, ставите на кон все, что нажили интенсивным и даже опасным трудом. Ведь вы даже от поручения своих калифорнийских магистров, которые вас направили в Россию, запросто могли отказаться. А вы, прекрасно понимая, что гонитесь за химерами, ввязались в эту ерунду. Власта — на грани маразма, ее навязчивые идеи и манию величия диагносциро-вать нетрудно, но вам-то еще далеко до нее, по-моему… Может, ответите, с чего вы так взбрыкнули?

— Сам не знаю… — развел руками Павел Николаевич. — Мне сейчас почему-то Островский в голову лезет. Насчет «подленького и мелочного прошлого». Конечно, за освобождение человечества я бороться и сейчас не стану, но совершить нечто глобальное мне захотелось. Вы правы, я всю жизнь посвятил какой-то низкой, меркантильной возне. В Союзе крутился-вертелся, в Америке то же самое, рисковал ради денег. Даже сказать, что жил в свое удовольствие, нельзя. Семьи и то не завел. Ни одного фильма, который хоть чем-то прославился, не снял. Вредлинский, хотя он по сравнению со мной — нищий, да и вообще бездарь, если по большому счету, — в каких-то энциклопедиях и словарях упоминается, ежели помрет, так десяток-другой знаменитостей придет хоронить. Некролог, глядишь, в «Литературке» тиснут… А у меня ничего этого не будет. Даже этого! И тут шанс, сумасшедший, мизерный, но шанс. Вот и рискнул… Пожалуй, другого объяснения я вам дать не могу.

— Что ж, благодарю за откровенность, — произнес Борода. — Я вам тоже широкой известности не обеспечу, да и шикарных похорон не обещаю. Но убивать по-настоящему не буду. Возможно, вы мне еще пригодитесь когда-нибудь.

Манулов хотел было спросить, что означает это «не буду убивать по-настоящему», но тут и виртуальный собеседник, и интерьер виртуального кабинета исчезли. На несколько мгновений возникли очертания красного коридора, в котором все начиналось, а затем и они погрузились во тьму…

У ФРОСЬКИ

«Мерседес», управляемый Тараном, проехав через отнюдь не элитный дачный поселок, добрался до хитрого проулка, на первый взгляд казавшегося тупиком, и остановился у ворот Фроськиной дачи.

— Посидите пока, — сказал Юрка, вышел из машины и, отыскав на калитке кнопку звонка, осторожно нажал ее. Через несколько минут за воротами послышался кашель, сдавленный мат, а затем на калитке брякнула стальная заслонка, прикрывавшая глазок. Охранник явно не ждал никакого «Мерседеса» . и пробасил немного нервным голосом:

— Ребята, вы ошиблись! Здесь проезда нет.

— Ты что, не понял? — сердито сказал Таран. — Это я, Юрка! Мы тут позавчера ночевали.

— «Мерседеса» у нас ни позавчера, ни вчера не было, — пробухтел охранник. — Валите отсюда, а то милицию позову!

Милка почувствовала, что без нее не обойдется. Она решительно выбралась из машины и подошла к калитке.