Без пути-следа

— Поздравляю. Желаю пронести его без единой, понимаешь, помарки.

Шестнадцатилетний Митя не сразу понял, что дед имел в виду под словом «помарки», и задумался, глядя вниз, на его стариковские, с тугими лиловыми венами руки, в войну изломанные на мелкие кусочки, когда подбитый самолет падал на лес и Иван Андреевич сжимал и отталкивал от себя не повинующийся уже штурвал, отталкивал от себя летящую навстречу смерть. Забирая у деда паспорт, Митя все-таки догадался, о чем тот говорил. «Помарки» — это те записи, которыми государство отмечает каждое отклонение человека от праведной жизни: разводы, судимости?

— Да, постараюсь, — ответил он, усмехнувшись.

Что ж, постарался, насколько смог. По крайней мере помарок о судимости в его паспорте нет, с законом он жил в ладу. Но государство само решает, с кем оно в ладу, а с кем с сегодняшнего дня — нет. И для того, чтобы оказаться за чертой закона, вовсе не обязательно ее преступать. Игра гораздо сложнее, чем кажется, и в один прекрасный момент ты можешь обнаружить себя за запретной чертой, вляпаться, как невнимательный футболист в положение искусственного офсайда. Но игра еще сложнее?

Бирюков вошел в штаб, а оттуда на улицу выскочила такая же, как он сам, массивная женщина лет пятидесяти, крепко вбивая каблуки в асфальт. Негнущиеся ее ноги перемещались резво, отскакивая от тротуара, как падающие торцом бревна. Она заскочила в стоящую у дверей «шестерку» и что-то отрывисто скомандовала водителю, уже глядя на дорогу, на которую им только предстояло выезжать. Митя еще раз подумал о том, что ему предстоит войти в этот городской клан, и, стало быть, с этой массивной женщиной в отъезжающей «шестерке» он скоро будет знаком. Интересно, кто она, бухгалтер? Или начальник какого-нибудь отдела? «Хаускипер, — повторил он про себя. — Хаускипер. Уж лучше, чем охранник. Раз не называют по-русски каким-нибудь управляющим или по-советски — завхозом, это хороший знак».

Митя закурил. Решил постоять немного во дворе, подождать: быть может, выйдет Олег. Он говорил, что будет только в пятницу, но Митя видел его сегодня утром из автобуса, когда ехал с работы. Наверное, вернулся раньше. Мобильник почему-то не отвечал, и Митя решил отправиться в штаб. К тому же он решительно не знал, чем себя занять.

Весь сегодняшний день — как назло, выходной — Митя провел в глубоком безделье. Лежал и смотрел в потолок. Смотрел на круглую вмятину от залпа шампанского. То шампанское открывала Люся: выпросила бутылку и так ее раскачала, пока раскручивала проволоку и выталкивала пробку, что пробка с пистолетным хлопком ударила в потолок и, отскочив, отстрелила одну из гвоздик в вазе. Пожалуй, отныне и Люся для него — старые вмятинки, царапинки под черепом. И ведь будет думать о ней, вспоминать, как ходила и говорила? как спала рядом, смачно въедаясь в сон? Еще один фантом женщины завелся в его жизни. Заповедник привидений. «Какое странное извращение? настоящих женщин заменять на воспоминания о них?» Но, может быть, не так — может быть, все можно устроить по-другому? Это нужно было крепко обдумать. Все нужно было обдумать.

Люся его не простит, это понятно.

Он должен просить у нее прощения, это тоже понятно.

Так, что дальше?

Еще один потолок был вызубрен детально, как таблица умножения, — каждая трещина, каждый сантиметр бугристых швов в месте соединения плит. В его памяти добавился еще один белый прямоугольник, глядя в который, он тщетно пытался обдумать собственную жизнь. Но единственная отчетливая мысль пришла ему на ум, когда он вставал с дивана: «Если б я был художник, нарисовал бы такой белый прямоугольник. Просто потолок: трещины, бугорки? Не хуже, чем черный квадрат». На этом и закончилась его очередная попытка обдумать все.

Митя решил, что нужно переждать отупение.

Но вот он стоял возле штаба Бирюкова и не без удовольствия начинал чувствовать, что нормальные, четко артикулированные мысли снова звучат в его мозгу. Это были мысли о паспорте, о том, как он возьмет его в руки, скажет кому-то «спасибо» и, поднеся паспорт к лицу, медленно вдохнет резкий типографский запах. Чтобы не обрывать это приятное состояние прояснения, Митя бросил недокуренную сигарету и двинулся к штабу.

Тот же охранник, который в прошлый раз рисовал шариковой ручкой мотоцикл, сидел за компьютерным столиком, глядя в заклеенную листовками стену. На этот раз Митя не торопился, как обычно, отвести взгляд от охранника. Наоборот, глядя на него, подумал, что сам он скоро перестанет быть охранником, но никогда не будет скрывать, что целых десять лет проработал в охране, и будет по-свойски общаться с охранниками «Интуриста», и вот с этим, будет выкуривать с ним по сигаретке вечером, перед уходом домой: «Ну, бывай, спокойного дежурства».

Его далеко убежавшие мечты оборвал универсальный вопрос-междометие:

— Что вы хотели?

— Олег Лагодин здесь, не знаешь?