Без предела

Мёрк вздохнул. Кто здесь, скажите на милость, является начальником отдела «Q»? Они ведь, черт подери, пока даже не взялись за дело официально… Он хотел было еще поупрямиться, но все-таки посчитал, что удобнее будет сдаться, и набрал номер.

Из трубки послышались шипение и взволнованный голос.

– Черт, а у меня мурашки пошли по спине, стоило лишь увидеть на дисплее домашний номер Кристиана, – закричал Дядя Сэм, после того как Карл представился. Связь прерывалась, на заднем плане слышался шум двигателя, и Мёрку пришлось зажать свободное ухо рукой. – Нет, я прямо чуть не упал, когда увидел, откуда мне звонят. Ну да, мы с Кристианом, бывало, играли в картишки… кстати, вот как раз вечером накануне рокового выстрела. Извините, я не имею возможности разговаривать долго, тут как раз из Эстонии подвалил махина-контейнеровоз «Средиземноморской судоходной компании» и направляется прямиком в акваторию восстановительных работ, так что мне придется выйти в открытое море и немного погудеть.

– Я постараюсь как можно короче. Вы утверждаете, что последний вечер провели вместе с ним. Для меня это новый факт. Почему полицейские были не в курсе?

– Наверное, потому, что они не спрашивали. Я зашел к нему на инструктаж. Надо же мне было научиться управляться с этой дурацкой камерой, верно?

– И как вам показался Хаберсот в тот момент? Он был в порядке? Вы не заметили в его поведении ничего необычного?

– Он был слегка захмелевший. «Линье Аквавит» и парочка «портеров» прекрасно прочищают слезные каналы, не так ли? Откровенно говоря, он был как-то сентиментально настроен, но с ним такое часто случалось, так что я не обратил на это особого внимания.

– Сентиментально настроен? В чем это проявлялось?

– Он пустил слезу. Сидел и сжимал в руках вещи Бьярке – синий шарфик и деревянную фигурку, вырезанную сыном.

– Вы хотите сказать, он был выведен из равновесия?

– Нет-нет, ни в коем случае. Он ведь обставил меня в карты, ха-ха… Нет, он просто немного загрустил, но такое частенько случалось.

– Он часто плакал в подобных ситуациях?

– Ну, может, пару раз до этого, я уже не помню точно. Но это явно не было его постоянным состоянием. Возможно, он просто хлебнул лишнего и стал придавать слишком большое значение вещам. Он рассказывал мне о том, что пережил в связи с разводом много лет назад, и то и дело спрашивал: «Сэм, а помнишь то? Сэм, а помнишь это?» Тем вечером мне не показалось это удивительным, он ведь жил в полном одиночестве. Но теперь, задним числом, я, кажется, лучше понимаю, что крутилось у него в голове в тот момент. Очень странный вечер, о котором я вспоминаю с большой грустью, но вам мои воспоминания вряд ли принесут какую-то пользу. Кстати, эстонский идиот уже вплотную подобрался к левому борту; черта с два он у меня пойдет дальше! Я должен сейчас же вмешаться – пускай эта консервная банка проваливает подобру-поздорову, пока дров не наломала! А вы звоните, если понадобится. Правда, к сожалению, я все равно ни шиша не знаю.

Карл медленно положил трубку. Все это ему жутко не нравилось. Дело с самого начала неслось на него с угрожающей стремительностью – и вот итог.

– Что он сказал? – поинтересовалась Роза, стоя у журнального столика и просматривая одну из стопок макулатуры.

Карл поднялся. Бокалы с алкогольных посиделок Хаберсота были давно убраны на место, а вот шарф и деревянная фигурка по-прежнему лежали рядом с журнальным столиком.

Карл взял фигурку и изучил ее – довольно коряво выполненная статуэтка мужчины, ее будто вырезал ребенок, и в то же время изделие было трогательным и весьма выразительным.

– Сэм сказал, что накануне Хаберсот был очень печален и даже плакал. И что теперь он готов признать: такое поведение было не характерно для этого человека.

– Значит, Хаберсот совершил самоубийство не в состоянии аффекта, я же говорила. Он знал, что застрелится. И, возможно, планировал свой поступок довольно давно.

– Вполне может быть. И в таком случае, я тут, конечно, ни при чем, правда же?

С этими словами Карл осмотрелся, засовывая деревянную фигурку в карман. Несомненно, во всем этом хаосе была некая система. Стопки по правую руку и над буфетом являлись самыми старыми – бумага в них успела пожелтеть; те, что громоздились по пути в смежную комнату, более свежими – бумага сохранила белизну. Папки с металлическими кольцами располагались в алфавитном порядке по темам. На подоконниках складировались всевозможные видеозаписи и различные каталоги.

Мёрк прошел в соседнюю комнату, где уже стоял Ассад, рассматривая доску для заметок, залепленную фотографиями разного формата.

– Что это еще за фигня? – спросил он.

– Фотографии старых микроавтобусов.

Как будто Карл и сам не видел.

Он подошел поближе.

– Ну да, это знаменитая фольксвагеновская «буханка». На снимках одни только старые «буханки».

– Какие еще буханки? Ничего не пойму, Карл!

– Ассад, так прозвали данную модель микроавтобуса «Фольксваген», из-за ее формы[8].

– Вот оно что! А тебе не кажется странным, что все они сфотографированы спереди?