– Лежи, Петр Николаевич, – почти ласковое обращение плохо сочеталось с тем, каким способом он ускорил мое возвращение в предыдущее положение. Но обижаться на него смысла нет, уже то, что Кирпонос оказался в состоянии нагнуться, чтобы схватить меня за сапог, для него сейчас почти подвигом было.
Откуда-то со стороны притопали две пары ног, бросили на землю рядом со мной носилки, простые брезентовые, каких в любом медсанбате без счету, наверное.
– Давай в операционную неси сразу, – продолжал командовать медиками командующий. – Знаю я вашу сортировку, до утра валяться будет, не подойдет никто.
Ранение оказалось легким. Почти. Осколок впился мне в средоточие ума, в самую середину левого полушария, из-за чего я, собственно, и встать не мог. Обезболивать место операции не стали, тот самый Моисеич, превратившийся у хирургического стола в чистого цербера, просто сказал, что времени на такую роскошь у него нет. Посоветовал только зубами не сильно скрипеть, а то сейчас в стране проблема с хорошими стоматологами – кого немцы не расстреляли, тот за убитых мстить пошел.
Осколок удалили, всё там почистили, вставили обрезок перчатки, чтобы внутри раны гадость не копилась, а наружу спокойно текла, да наложили парочку швов. Почти и не больно. Разве что самую малость. Хирург еще успевал и следить за своими подчиненными. Со мной, правда, к тому моменту закончили уже. И тут это Гляберзон запустил в сторону какой-то зажим и закричал:
– Рукожоп хренов, ты что творишь, тварь?! Без ноги человека оставить хочешь?!
А я думал – тут пилят без разбору и все сплошь вежливые, о науке беседуют в свободное время. Но моя экскурсия в это совсем не интересное место закончилась, меня стащили со стола, помогли одеться и вытурили на улицу. А я бы полежал, послушал, тут наверняка какие-то новые слова узнать можно. Интеллигенты всё-таки, они просто так по матушке не пошлют.
А везли меня прямо как министра какого, на заднем сиденье генеральской «эмки». Почти как в анекдоте – не знаю, кто он такой, но командующий войсками фронта у него на переднем сиденье ездит. Охранники попытались было чуть поспорить с таким решением, но не на того нарвались. Михаил Петрович не хуже доктора рассказал им, куда идти и что делать, когда на место прибудут.
И заселился я в нашу земляночку. Теперь я тут лежачий, ко мне на поклон пускай ходят. Первым, конечно, особист. Не мой подчиненный Евсеев, а начальник отдела фронта Дмитрий Иванович Мельников. Спокоен, деловит, будто и не бросал на меня косяки за американский орден. Хочется верить, что он в чувствах разобрался, а не обиду затаил.
И сразу с порога начал про танки допытываться. Что я ему нового рассказать могу? У него там подчиненный есть, майор Шашков. Он сюда всё отписывает, держит начальство в курсе. Подробно и регулярно. И что мне, сказать Мельникову, вы, мол, у Александра Георгиевича спросите, он расскажет? Непорядок получится. Советский гражданин при обращении к нему представителя органов должен радостно идти на контакт и быть искренним до последнего, потому как ему выпала высокая честь наговорить себе на срок.
Вот хорошо, что мне рожи недовольные кривить можно официально теперь – я же раненый, у меня болит всё. Но про танки американские рассказал. Упирал на героическое освоение и бои первого дня, чрезвычайно результативные и поднявшие боевой дух наших бойцов на невиданные высоты.
– Петр Николаевич, про подвиги мне не надо, – отмахнулся от моих речей Мельников. – Кого надо – наградят, списки утверждаются. Вот вы мне лучше осветите эпизод, когда после прямого указания майора Стоянова важная для нас техника была практически выведена из строя.
– Кто-то вас неверно информировал, Дмитрий Иванович, – спокойно ответил я. – Никакого вредительства там и близко не было. При освоении техники вопрос особенностей работы с горюче-смазочными материалами прорабатывался в первую очередь. И Стоянов постоянно напоминал об этом своим подчиненным, в том числе и под подпись. Я видел эти списки, их передали в штаб армии. Но в условиях вероятного дефицита ГСМ было принято решение исследовать возможность применить… что под руку подвернется. Сами понимаете, какая там обстановка была до начала прорыва. В один двигатель залили бензиново-масляную смесь, попробовали запустить. Не завелся. Всё осуществлялось под контролем, акт потом составили. Сразу же всё слили, прочистили, промыли. Танк потом в бою участвовал, на ходу до сих пор. Так что кто это писал – не думаю, что за наше дело человек переживает. А вывести из строя опытного командира желание есть. Вы бы его проверили, сигнальщика этого…
– Всех проверим, товарищ Соловьев, не беспокойтесь, – особист встал, пожелал выздоровления и вроде как собрался выходить, но потом будто как вспомнил и у двери добавил: – Рапорт мне про американку не забудьте написать подробный.