– Ну да, – ответил Меерсон, – сейчас. А то принесли, я подумал, что вот немного еще поработаю, а потом… Забылся, это со мной бывает.
Оставил лейтенанта доделывать проект, поехал к мосту. Прямо гордость взяла: могут ведь, когда хотят. Вон, уже грунт срывать начали с берега, человек десять копошатся. В небе истребители, стерегут, значит. Такими темпами за пару недель закончим. Если не помешает никто.
Поинтересовался, всего ли хватает, как с подвозом пищи. А то у нас есть такие деятели – бойцов зашлют куда-нибудь, а они целый день на подножном корме. А эти ведь не погулять пришли, лопатой попробуй натощак весь день помаши. Но придраться не к чему – командовавший работами сержант заверил, что всё тут как надо.
Вернулся и уже было подошел к избушке, в которой Меерсон работал, как с места разгрузки послышался грохот и крики. Изменил направление движения, пошел туда. Ага, точно что-то не так: все сгрудились в одном месте и с матерком оттаскивают в сторону бревна.
– Что тут у вас? – спросил я.
– Товарищ полковник, – подбежал сержант, которому я с утра Ильяза в рабство определил, – там… лес посыпался… Моя вина, не усмотрел, укрепить не успели… Так это… вашего лейтенанта… бревном придавило…
Глава 6
Впрочем, пока я добавлял в общую беседу свою порцию поминаний неизвестной матушки и легкомысленных девиц, кто-то крикнул: «Живой!», и я вздохнул облегченно. Лезть в кучу бревен я благоразумно не стал – не хватало еще там получить перелом какой-либо, так Кирпонос тогда меня точно расстреляет как неисправимого дурака. И прав будет на все сто. Просто трудно привыкать, что не сам делаешь, и ни у кого это вопросов не вызывает.
Ильяза положили на шинель чуть в стороне от места разгрузки. Рядом с ним тут же оказался санинструктор, который его осмотрел и ощупал.
– Что там? – поинтересовался я судьбой своего помощника.
– Видимых переломов вроде нет. Ушибы, ссадины. Возможно, сотрясение головного мозга, приложило его довольно-таки сильно.
– Было бы что сотрясать. Ладно, давайте в медсанбат его, пусть там посмотрят.
Ждать, пока увезут, не стал. Всё равно я помочь Ильязу сейчас не могу, а держать его картинно за руку – это для кино хорошо. Там еще при этом всякие красивые слова говорят, смахивая скупую мужскую слезу, стекающую по щетинистой щеке. Говорить гладко не обучен, к тому же сегодня брился. Есть кому и без меня присмотреть и отправить.
– Тащ болковник, – произнес вдруг Ахметшин. Нормально сказал, не голосом умирающего. – Брастите меня, дурак я был.
– Что значит «был»? И остаешься. Не надейся, что я с тебя слезу. Выпишут медики, служить будешь, никуда не денешься. Всё, давай, выздоравливай.
У Меерсона работа шла своим чередом. Сразу видно – трудится, чертит что-то. Посмотрел, да и не стал отрывать его. Завтра приеду, узнаю новости.
Да уж, не вовремя выбыл из строя Ильяз. Ничего, у меня есть Евсеев, у него хоть и зубы во рту не все, но зато поспокойнее Ахметшина, у которого ветер в голове гуляет. Сейчас озадачу, а то он решил, похоже, что у нас ему только чай пить, а основное место службы в особом отделе. С утра буркнул, что как раз там и будет, и умчался. Хреновый я руководитель, один подчиненный по бабам ходит, второй свои вопросы решает, а я впахиваю. А ведь должно быть наоборот! А у меня даже ординарца нет! Как там была фамилия этого сказочника? Дробязко? Нет, Дробязгин, точно. Сейчас Евсееву скажу, пусть переводит к нам в группу. А то и за кипятком послать некого.
Шум, гам и бардак. Вот как можно описать творящееся в штабе. Все бегали как наскипидаренные. Один Масюк сидел королевским министром в приемной. Нет, я понимаю, что это комната в большой землянке, не очень большая, кстати, не то что наши киевские хоромы. Но если из этого помещения имеется дверь в кабинет командующего фронтом, то это как раз приемная и есть.
– Что случилось, товарищ лейтенант? Чем вызван охвативший всех энтузиазм? – поинтересовался я.
– Американец приезжает, – сообщил новость Аркаша. – Гаррисон какой-то. Или Гарриман, не помню. Посланник дипломатический и миллионер. Нашему звонил… – Масюк картинно возвел очи горе. Неназванный вождь сильно удивился бы, узнай, что похож на керосиновую лампу – именно на нее и смотрел адъютант командующего. Хотя, если подумать… светит же…
– И что с того? Две руки, две ноги, голова одна. Ну покажут ему тут, мол, сражаемся, ждем открытия Второго фронта, пожалуйте отобедать. Не вижу повода метушиться. Хотя нет…
Я задумался.
– Водку он нашу пить не захочет. Ему поди уиски подавай и прочие коньяки.
– Не наша забота, – отмахнулся Аркаша. – Там из НКИДа с ним едут – это их забота. Танки он привезет. Американские. И прочую бронетехнику со снарядами. Вот его и привечают.
– Так на ту технику народ обучить еще надо, она прямо с колес в бой не пойдет. Танкистов ведь не будет, одно железо голимое.
– Вот ты, товарищ полковник, с документами незнаком, а мне пришлось. Не будет этого добра, придется скоро переехать. На восток или на юг, как там повернется судьба. Понимаешь?