Но пока художник не теряет связи с родной почвой, у него не могут быть одни неудачи. А Пермеке всегда был преданным сыном бельгийского приморья. Свои сюжеты он искал среди дюн, на промысловом судне, у небогатого очага.
Глядя на взморье, я будто вижу пейзаж Пермеке — две-три краски, положенные резкими, широкими мазками. Вода, берег, небо, одна-две скупые детали. И все-таки в пейзаже чувствуется динамика — ветер, готовый брызнуть дождь. Вот он, суровый край тяжелого труда, родина выносливых и отважных! Иногда художник сгущает краски? Но это от любви к родному краю, от уважения к нему.
Удач у Пермеке немало. И всем лучшим, что он написал, он обязан отчему дому возле дюн, суровому морю, друзьям-рыбакам и еще, разумеется, реалистическим традициям великих фламандцев.
Сейчас в доме Пермеке, возле Остенде, открыт музей. В окна бьет ветер, кидает песок. Посетителей мало: теперь не сезон… Но сам Пермеке, наверно, любил эту студеную пору, когда можно один на один беседовать с морем, с ветром.
Снежный вихрь несется по широким прямым улицам Остенде. Город ютится на мысу, полукруг его набережной лишен заслона из деревьев, все окна высоких, узких домов с вывесками отелей как будто с надеждой всматриваются в безбрежную даль. Впрочем, говорят, иногда вдали проступают белые скалы Англии.
Летом к пристани по мелководью осторожно подходит паром с лондонским поездом, который выплескивает толпы курортников.
Остенде — столица курортов, полосой рассыпанных по всему побережью Бельгии. В Остенде самые дорогие отели, рулетка. Сюда приезжает отдыхать аристократия.
Автобус быстро катит по тихому, словно заброшенному городу. «Бал мертвой крысы», — взывает афиша на витрине пустого ресторана.
Оранжереи с морозным узором на стеклах, водолечебницы, садки для макрели и для ценимых гастрономами лягушек — все в зимней спячке, все в ожидании лета…
Вскоре я простился с морем. Автобус повернул в глубь страны, на юг, к Валлонии.
В Валлонии
Фландрия позади. Все вывески, все надписи заговорили по-французски. Одна вывеска рассмешила весь наш автобус истинно галльским каламбуром:
«ЗДЕСЬ ИСПРАВЛЯЮТ ДУРНЫЕ ГОЛОВЫ».
Речь идет, к сожалению, только о головках кукол: каламбур украшает мастерскую, где чинят игрушки.
Дома фермеров здесь поменьше, чем во Фландрии. И не так охорашиваются, не так усердно соревнуются в аккуратности и чистоте. Реже попадаются подстриженные кустики и ровные квадраты газонов. Здесь охотнее засадят весь участок фруктовыми деревьями. Селения беднее, чем на илистых польдерах. В жилище пахнет не воском для натирки полов, а чаще всего «джосом» — простым блюдом из рубленой капусты с салом.
Автобус обгоняет повозки. Гулко трамбуют мостовую здоровенные брабантские битюги. Фермеры везут на продажу сельдерей, спаржу, свежий салат, маленькие темно-зеленые кочешки брюссельской капусты, без которой редко обходится бельгийский обед.
Клубы пара вырываются из ноздрей лошади, Ни дать ни взять конь Баяр из валлонских легенд.
Мне довелось увидеть Баяра в Намюре. С высокого берега Мааса, на котором высится старинная кладка цитадели, взгляд едва различал в тумане реку и город с острокрышими домами на другой стороне. И вдруг я увидел Баяра. Кажется, будто он только что оттолкнулся от обрыва и взлетел над рекой. Лишь потом я разглядел опору, вбитую в дно Мааса.
Металлический Баяр — работа современного скульптора — явно противоречит учебнику анатомии лошади, но это, пожалуй, не беда. Ведь Баяр — конь-сказка. На спине его четверо ребятишек — дети графа Брабантского. Как говорит легенда, Баяр спас их, вынес из осажденного города на другой берег реки.
В некоторых местах Южной Бельгии показывают след Баяра — какую-нибудь ложбину необычного вида. Говорят, он еще ходит по земле и есть будто город, где он по ночам скачет по улицам при свете луны.
Кто же он такой, этот бессмертный конь? Верно, тотем, божество забытого историей племени, кочевавшего когда-то с табунами лошадей по Европе…
В валлонском фольклоре много общего с фольклором Фландрии. Как и во Фландрии, здесь в декабре выбирают «бобового короля». Вы видели картину фламандца Иорданса? За столом в кругу семьи сидит счастливец, которому достался боб, запеченный в пирог.
С короной, с бородой из пакли, бобовый король и теперь принимает шуточные поздравления, верховодит весельем.
…Наш автобус катится по волнистой равнине. Радио зовет приезжих в намюрское казино, открытое и зимой, попытать счастья за рулеткой. Мелькают за деревьями серые и красные крыши хуторов. Верно, когда великаны сдвигали тут постройки в города, эти дома проскользнули между их пальцами, застряли в ложбинах, у опушек редких рощиц.
На остановке в маленьком городке меня озадачило объявление у входа в церковь. Слова были в общем французские, но как будто оборванные на согласных звуках. Таков диалект валлонцев. Они говорят по-северному твердо, не грассируют, звонко чокают.