Миновав Данию, самолет чуть ли не сразу стал снижаться. Внезапно пелену облаков разрезали лучи солнца. Страшно далеко внизу, как на дне пропасти, всплыл кусок Голландии. Плоский, густо усеянный крышами, вдоль и поперек исполосованный бесчисленными каналами. Они стянуты юным ледком, ослепительно сверкающим на солнце. А выбелить землю зима еще не успела, и каналы рисуют на зелени морозный узор. Самолет поворачивает, и из-под крыла появляется широкая река. Неподвижные пароходы тянут к нам мачты и грузовые стрелы. Потом в круг иллюминатора как будто вдвинулся новый цветной кадр: открылся Амстердам, многобашенный, темный, ноздреватый, похожий на куски пены, затвердевшие у края суши. Кратеры площадей окружены старыми, зубчатыми утесами — фасадами. Каналов уже не видно. Они исчезли в каменной толще города. Но вот они высвободились и опять сплелись, засверкали. Наконец их паутинный рисунок раскалывается, игрушечные красные домики под нами становятся большими, настоящими, земля выравнивается и принимает нас.
Принимает ненадолго, всего на часок. Выйти в город пассажиры не рискуют: мало времени. Они гуляют по торговым рядам, подходят то к меховщику, то к бакалейщику, разглядывают «витрину» Голландии. За окнами, точнее, за стеклянными стенами аэропорта все будто нарочитое: яркие вагончики, самолеты голландской авиакомпании с голубыми пижамными полосками на хвостах, неправдоподобно зеленый газон вдали, влажный от растаявшего инея и будто покрытый лаком.
Жак Эйвенс накупил газет. Вернувшись в кабину, он полистал их и отбросил с гримасой.
— У вас я отвык от этого, — сказал он со смехом. — «Она споткнулась на лестнице…» Ах, событие!
В газете помещены крупные фотографии кинозвезды и молодого человека, который оказался рядом и ее поддержал. Завязалось знакомство. Не вспыхнет ли роман? Другая кинозвезда на протяжении целой страницы переживает неверность возлюбленного. Третья звезда…
— Амстердам — красивый город. Острова, каналы… Я бы показал вам, если бы было время. Но ваш Ленинград!.. Нигде нет таких набережных. Мой сын совершенно влюбился в них. Знаете, он даже посвятил им стихи. Маленькое подражание Пушкину. По-фламандски написал. По-русски он еще так не может…
— Ваш сын поэт?
— Нет, его страсть — электричество. Да, он инженер, как отец, как дедушка. Ведь можно быть и инженером, и поэтом, правда? Я думаю, это очень хорошо. Значит, он настоящий бельгиец. Мы такие люди, как бы это перевести на русский язык… У бельгийца ноги на земле, а голова в облаках.
Увы, нашей беседе приходит конец. От Амстердама до Брюсселя всего двадцать пять летных минут. Погода изменилась, Бельгию заволокло облаками, но приборы нашего ТУ-104 уже почуяли аэропорт. Нам велят застегнуть ремни. До чего коротки воздушные пути!
Я простился с Жаком Эйвенсом на брюссельской улице. В шапке-ушанке, с огромной необычной матрешкой, подаренной ему на горьковском автозаводе, он выглядел очень экзотично в бесснежном городе, среди людей, одетых в курточки, свитеры и легкие пальто.
У подножия Атомиума
В холодном, вязком декабрьском тумане, затопившем Брюссель, он напоминает что-то живое. Он похож на великана, который похваляется силой, жонглируя тяжеленными ядрами.
Подходишь ближе — и из тумана все четче выступают стальные штанги и шары, крепко сваренные между собой. Высота всего сооружения — сто десять метров.
В одном из шаров ресторан. Вы можете заказать там пулярку по-брюссельски: ее варят в масле, она прямо тает во рту. Возьмут за нее дороже, чем в городе, но зато вы сможете похвастаться, что пообедали внутри атома. Да, атома! Ведь Атомиум — это не что иное, как молекула железа, увеличенная в двести миллиардов раз. Состоит молекула, как известно, из атомов. Скульптор ничуть не нарушил их расположение, он только увеличил их и соединил шары-атомы полыми трубами, по которым снуют скоростные лифты и ползут эскалаторы.
Есть шар, отведенный под выставку. Диаграммы и фотографии рассказывают здесь о мирном применении атомной энергии. Об этом и мечтал скульптор, проектируя свои гостеприимные атомы.
Задуманный как эмблема нашей эпохи, Атомиум был сооружен к открытию Всемирной выставки 1958 года. Он был ее главным аттракционом и молчаливым ее председателем. Павильоны выставки давно разобраны, а он остался, сросся со столицей.
— Ну, красоты я тут не вижу! — раздается рядом со мной по-итальянски из группы туристов. Там заспорили.
Красив ли Атомиум? Трудно ответить сразу. В нем есть величие, в нем пропорции самой природы. По форме монумент необычен. Что ж, жизнь ломает привычки. Художник вряд ли должен обходить вниманием то, что открывает нам наука: новые формы, краски…
Одно достоинство Атомиума бесспорно: он выразительно напоминает о грозном могуществе нашей активной современницы — атомной энергии. И заставляет думать…
Бельгийцы гордятся тем, что их атомный реактор уже подключен в сеть и дает одиннадцать тысяч пятьсот киловатт. Но если бы атомы работали только для мира!