– Да мне-то что, коль скоро по-английски. – Яна со вкусом потянулась. – Шел бы ты в парламент, Буратино! – смачно добавила она. – Меня лично больше беспокоит, с чего бы это хроники затихли: не к добру, не устроили бы нам ночью раскардаш господа болящие, – сменила она тему, поскольку перспектива оказаться втянутой во вздорную разборку Яну не прельщала.
Забелин оценил.
– Вот где прагматизм – уж куда там пресловутой Сонечке! – от души расхохотался Гоша. – Вообще-то ты права, народ безмолвствует, три часа как минимум никто не вызывал… Маньяк, поди, свирепствует, – скорчил рожу он, – местность зачищает. Признаться, я как бы не в претензии – нехай потрудится, всё работы меньше, – обычным своим ерническим тоном заключил Забелин. – Нет, ну с чего же я в тебя такой влюбленный!..
Последнее относилось к Яне и было ей определенно near bird; и на этом тему можно было бы считать исчерпанной, а инцидент – исперченным, если б не Алиса. Средних лет, внешне ничем не примечательная, кроме нездоровой худобы и крашеных ядовитой хной завитыми волосами, обрамлявшими лисье личико с постоянно косящими мимо собеседника глазами, обычно старшая сестра держалась тихо, но всегда всё видела и слышала и никогда ничего не забывала. Обладая характером вкрадчивым и склочным, Алиса Борисовна слыла кем-то вроде местной интригантки – причем не из корысти или по злобе, а просто по натуре, очень может быть – из любви к искусству, как с долей снисходительности полагала Яна. Так или иначе, во всех ситуациях, спорах и разборках, даже тех, которые ее нимало не касались, Цуцко стремилась оставить последнее слово за собой и только в крайнем случае – за большим начальством. Также и теперь – в продолжение всего обмена мнениями просидев безмолвно у двери (у двери – чтобы слышать телефон в диспетчерской), под занавес она решила выступить.
Жертвой Алиса выбрала Забелина.
– А если это врач? – начала она негромко, но до того напористо, что сразу все притихли. – Почему вы думаете, что маньяк – не врач? Врач им быть не может? А почему же, собственно, не может? Если, например, доктора Забелина послушать, то с такими взглядами всё очень может быть. – И без тени юмора продолжила: – Может быть, никакого постороннего маньяка у нас в районе нет, просто кто-то из своих орудует? Не вы ли это, Георгий Валентинович? – серьезно заметила она.
Забелин поперхнулся.
– А чего вы морщитесь? Всё как раз по-вашему выходит, сами объявили… Может, вы не просто так, а по убеждению каждый месяц кого-нибудь из больных хороните? Тут еще разобраться надо, – процедила она тихо, но явно неприязненно.
– Ага, мало мне на службе трупов, хобби у меня такое – в свободное от врачевания время пациентов обухом глушить, – осклабился Забелин.
– Удавкой ты не пробовал? Говорят, сподручнее, – между прочим подсказала Яна.
Алиса встрепенулась.
– Так-так-так… А вы бы лучше помолчали, Яна, у вас самой не так давно за одно дежурство сразу две пациентки умерли. С вами тоже разбираться надо… Кстати, через пару дней, в пятницу, у нас общее собрание, – многозначительно произнесла она.
– Ты когда в последний раз больного видела? – внезапно спросил ее Забелин.
– Это не моя работа, я администратор, – отрезала старшая сестра.
– Склочница ты, а не администратор. Твоя работа – вовремя аптеку пополнять. Если бы ты со своими обязанностями грамотно справлялась, глядишь – и «чехлов» у нас бы поубавилось. Лечим черт-те чем…
– А за «склочницу» вам отвечать придется, Георгий Валентинович, я на вас рапорт напишу. Вот в пятницу-то мы и разъясним, кто из нас с работой не справляется. – И она мстительно добавила: – Лично я трупами статистику не порчу!
Яна вспыхнула:
– Оказывается, неприятная вы женщина, Алиса Борисовна! – с удивлением выдала она, сама не ожидая, что весь этот нелепый разговор, а в особенности упоминание о той злополучной смене, так ее заденут.
Алиса зыркнула.
Неожиданно Забелин хохотнул:
– Хорошо за жизнь поговорили, содержательно! – И столь же неожиданно пересел поближе к Яне, словно бы случайно очутившись между ней и старшей медсестрой: – Янка, мы маньяк! – приобнял он Яну. – Всё, хана, теперь не отбрыкаешься, придется нам с тобой на паях работать и двугривенные пополам делить! Ура кооперации! И вдвоем на каторгу пойдем! Долой Америку, давай любить по-русски! – смеху ради разошелся он. – Чур только я на стреме!
– Иди ты! – по-дамски отпихивалась Яна.
– С тобой хоть в монастырь! Но непременно – в женский!
– Гоша, укушу!
Яну выручил заглянувший в столовую Калугин:
– Олух, что ты ее за талию хватаешь – за талию любую дуру можно подержать. А Янка – умная, ты с ней поговори – вот где кайф поймаешь!
От простоты и свежести идеи Забелин даже охальничать забыл.
– Так-то лучше. Порядок, машину я пригнал, – доложил Калугин. – Янка, не поверишь – я «форд» наш получил! Оказывается, он там со вчерашнего стоял, просто нам об этом сказать не соизволили. Вот же… деятели, слово нехорошее! Нет, ты представляешь: не сломайся мы – так бы и пришлось на том металлоломе сутки напролет на нерве мудохаться.
– Говорила я тебе – нет худа без добра!