«Без меня баталии не давать»

Вспомнил о Меншикове, присев к столу, быстро написал о результатах победы, отправил посыльного догнать и передать ему записку. Пусть порадуется, а порадуясь, сам захочет чем-то царя удивить. И удивит. Данилыч обязательно удивит чем-нито. Вот бы короля предоставил, вот бы порадовал.

   — Государь, прибыл полковник Келин.

   — Келин?! — встрепенулся царь. — Давай его сюда.

Келин вошёл, стукнул стоптанными каблуками, готовясь рапортовать, но Пётр шагнул к нему, сграбастал, тонкого, лёгкого, прижал к груди. Потом поцеловал трижды.

Царь расчувствовался, глаза у него заблестели, полез за платком сморкаться.

   — Дорогой Алексей Степанович, чем наградить тебя, не знаю.

   — Награди Полтаву, государь, — ответил Келин дрогнувшим голосом. — Вступи завтра в неё как победитель злокозненных шведов, как государь наш, от Бога поставленный. Это и станет для нас самой дорогой наградой.

   — Вступлю, Алексей Степанович. Утром же вступлю.

   — И ещё вот. — Келин протянул царю бумажку.

   — Что это?

   — Здесь, государь, мой счёт точный гарнизону Полтавы. Вот вверху цифра — это я имел солдат на начало осады, а далее 2600 — это столько я вооружил горожан, цифра 900 — это сикурс Головина. Слава Богу, сказывают, жив он, из плена выручили.

   — А эти цифры, значит, уже сегодняшние?

   — Так точно, государь. Сейчас у меня под ружьём 4944 человека, ранено 1195 — они лечатся. За время осады было убито наших 1634 человека. Это считая и неоружных горожан.

   — А сколько ж вы шведов положили?

   — Около пяти тысяч, государь.

   — Сколько пороха осталось?

   — Полторы бочки, ваше величество.

   — Так это ж на один штурм, — удивился Пётр.

   — Верно, государь, если на небольшой. А на большой бочки две, не менее, надо.

   — А картечь? Ядра есть?

   — Что ты, государь. Уж месяц без них маемся. Все камни, цепи, железки и топоры популяли.

   — Ай, молодцы, — засмеялся Пётр. — Ай, умники!

И ласково потрепал Келина по плечу.

   — Выхудал ты, Алексей Степанович. Краше в гроб кладут. Теперь велю тебе отъедаться за государев счёт. Будешь? А?

   — Спасибо, государь. Тебе служу, с твоего и живу. Спасибо.

40 Бегство Карла

Когда король в потоке бегущего своего войска оказался в поле действия злосчастных редутов, которыми утром так и не смог овладеть, оттуда началась стрельба. И вскоре под Карлом рухнул убитый конь. Сам король, перевернувшись через его голову, растянулся на земле. Это было унизительное и ужасное для него положение. Он — монарх самой сильной державы — лежал, как червяк, на земле, не имея силы даже встать на ноги, а его непобедимое воинство бежало мимо него топочущим, обезумевшим от страха стадом.

Но нашлись помнившие о своём долге и в этих ужасных обстоятельствах, и среди них генерал-квартирмейстер Гилленкрок. По его команде несколько гвардейцев подхватили короля и понесли, потом сунули его в закрытую коляску. Это была коляска первого министра графа Пипера, прошедшая уже немалый путь. На ней и помчался король всё дальше и дальше от страшного места.

Рядом с коляской скакал Гилленкрок. Присутствие его несколько успокаивало, но и раздражало короля. Успокаивало то, что около был человек знакомый и преданный, а раздражало любопытство.

   — Ваше величество, куда же нам дальше ехать?

Откуда было знать королю: куда? Но что-то же отвечать требовалось.

   — Надо послать кого-то в Белики к генералу Функу, а с ним решить.

В Белики послать было некого, да и генерал Функ занимал не столь высокое положение, чтобы с ним ещё советоваться, куда бежать. Наверняка Функ, узнав о Полтавской конфузии, сам удирает куда глаза глядят.

Общее направление бегства было одно — вдоль Ворсклы на юг к Днепру. В бегущей деморализованной толпе слухи рождались самые невероятные: «Русские всей армией гонятся следом, будут всех рубить. Так приказал царь».

И бег убыстрялся, конные убегали вперёд, пешие выбивались из сил, отставали. Быстрее бежала королевская коляска, скрипя и подпрыгивая на ухабах и колдобинах. Наконец и она не выдержала гонки, на одной из ям задняя ось хрястнула. Кузов просел до земли, и колеса упёрлись в бока его. Лошадей выпрягли, короля взгромоздили на одну из них. Поехали дальше. Но загнанная лошадь вскоре пала под ним. Нашли другую, тоже замученную.

Через сутки такой скачки король категорически потребовал привала. Рана у него открылась, требовалась перевязка.

Остановились на ночь в Кобеляках, перевязали рану, хотели уснуть хоть немного, но среди ночи поднялся шум: «Русские, русские на подходе».

Разбудили только что уснувшего короля.

   — Что делать, ваше величество?

   — Что хотите, — отвечал измученный Карл.

Его посадили на лошадь, помчались дальше на юг, в темноту июньской ночи.

Рано утром 30 июня примчались в Переволочну. Что делать? Уцелевшие генералы собрались возле короля: Гилленкрок, Левенгаупт, Крейц, Дуглас.

   — Надо уходить через Ворсклу, — сказал Крейц. — Русские уничтожили все средства переправы, и через Днепр нам не переправиться.

   — Да, конечно, — устало согласился Левенгаупт.

   — За Ворсклой земля татарского хана, нашего союзника.

Король, которому в это время перевязывали ногу, фыркнул презрительно: знаем, мол, этого союзника.