«Без меня баталии не давать»

Однако на стену взбежал бодро. Унтер Петрович, стоявший у пушки, жестом пригласил Келина к бойнице: сюда. Высунувшись из-под пушки наружу, лаял на шведа, стоявшего внизу, Картузик.

   — Не переносит шведов, — виновато сказал унтер. — Картузик, нишкни.

Собака умолкла, отошла от бойницы. Полковник, приветствуя барабанщика, приложил два пальца к шляпе.

   — Комендант Полтавы слушает вас.

   — Господин комендант, фельдмаршал Реншильд предлагает вам почётные условия сдачи крепости. Всем будет сохранена жизнь, все будут хорошо накормлены.

   — Но я уже отвечал фельдмаршалу, что у нас провианта более чем достаточно. Пороха — полные погреба. Все, слава Богу, сыты.

   — Но фельдмаршал считает, что вы понапрасну теряете людей.

   — Передай, братец, фельдмаршалу своему, что мы теряем в восемь раз меньше, чем он. Я веду точный счёт вашим и нашим потерям.

   — Но фельдмаршал предупреждает, господин комендант, что когда крепость будет взята штурмом, все будут лишены жизни.

   — Спасибо, братец, именно поэтому мы и не сдадим города, дабы не стыдно жить было.

   — Всё? — спросил барабанщик.

   — Всё, всё, братец. Ступай.

Барабанщик повернулся кругом и, ударив в барабан, пошёл от крепости.

   — Добро, — глядя вслед барабанщику, сказал унтер. — Сам себе играет, сам себе шагает.

   — Да, трудно, видать, и шведу, — сказал Келин. — Раз он то и дело барабанщика шлёт. Крепость край надо, а тут мы упираемся. Что там с апрошами[112] у них?

   — Копаются, Алексей Степанович. К стене подбираются.

   — Заряд не закладывали?

   — Да нет вроде. Мы следим.

   — А что охотники?

   — Охотники молодцы, головы им поднять не дают. Ныне, сказывают, двух инженеров подстрелили.

   — Я пройду к ним.

Келин прошёл к охотникам, находившимся у стыка западной и юго-западной стен. Их он выделил с первого дня осады, с точно определённой задачей: выбивать у противника офицеров и всячески мешать подведению под крепость апрошей и подкопов.

Охотники берегли порох и никогда не делали промахов. Их очень ценил комендант и не пускал на вылазки.

   — Вы у меня, братцы, на вес золота. А золотом не разбрасываются, — говаривал он, если кто-то из них начинал проситься на дело.

Келин добрался до охотников, поздоровался, спросил старшего из них:

   — Ну что, Афанасьич, мне сказали, вы ещё двух инженеров у короля уничтожили?

   — Так точно, Алексей Степанович, сняли двух.

   — Как же вы их определяете, который есть инженер, а который просто сапёр?

   — Чего проще, господин полковник, инженер лопатой-то брезгует, он больше с прибором возится или с чертежом. Вот и целься.

   — Хых! Верно, — усмехнулся Келин. — А я и не догадался.

   — Нам бы самого короля, — мечтательно вздохнул Афанасьич. — Но он хитрый чёрт. Два раза приезжал и оба раза дале выстрела держится. С мушкета не возьмёшь, только заряд истратишь.

   — Ну что у вас нового?

   — Сдаётся нам, Алексей Степанович, вот за тот бугор шведы заряд по апрошам натаскивают. Как стемнеет, видать, будут закладывать.

   — Скажи об этом мушкетёрам, пусть займутся. Да своих апостолов не вздумай пустить на дело.

   — Ну что вы, Алексей Степанович, разве я нарушу ваш приказ.

   — Знаю я вас. Только отвернись, — проворчал Келин и пошёл со стены. «Апостолами» он называл охотников потому, что было их в крепости всего двенадцать, как раз по числу апостолов.

После обеда комендант вызвал к себе командира батальона мушкетёров капитана Волкова.

   — Ты не догадываешься, Василий Иванович, чего это швед притих вдруг?

   — Раз притих, Алексей Степанович, значит, что-то готовит.

   — Готовит взрыв стены, а со взрывом наверняка новый штурм.

   — Это как водится.

   — Так вот, как стемнеет, возьми своих отчаянных и побывай в апрошах. Шума не поднимайте, действуйте кинжалами.

   — Пленных надо?

   — Приведите. Не помешают для беседы.

Едва опустилась, загустела весенняя ночь, как группа мушкетёров, бесшумно спустившись по верёвочным лестницам, растаяла в темноте.

Келин стоял на стене, чутко прислушиваясь к стрекоту кузнечиков и другим звукам, доносившимся из степи. Прошло не менее получаса, когда шевельнулась лестница. Кто-то лез по ней.

И вдруг перед Келиным предстал казак с заткнутым ртом и выпученными от страха глазами. За ним явился мушкетёр.

   — Вот, господин полковник, капитан велел вам доставить для беседы. А мне надо назад, там грузу много.

   — Ступай, — сказал Келин мушкетёру и приказал унтеру: — Петрович, вынь у него пробку изо рта.

Когда унтер вынул кляп, Келин спросил пленного:

   — Кто таков? Откуда?

   — С Запорожской Сечи я, пан комендант, Егор Голопупенко.

   — Что тут под стенами делал?

   — Так нам велено под стены подкопы копать. Солдат шведских не велено трудить.

   — Ну что ж. Всё правильно. Для изменников самая работа в земле рыться.

   — Я не изменник, господин комендант, я не изменник, — взмолился казак, — то нас старшины принудили. Вот ей Христос. Кошевой Костя забивал тех, кто против его был.

   — И много вас таких «не изменников»?

   — Да все, почитай, ропщут казаки, шо зря за Мазепой пошли. У короля голод великий, хлеба неделями не бывает, а если и дадут пшеницу, то солдаты сами ж и мелют её вручную.

   — Что ж с тобой сделать? — сказал задумчиво Келин. — По закону казнить надо.