«Без меня баталии не давать»

На своё предложение Петру пленить короля, сделанное дважды (первый раз через Апостола, потом через Галагана), Мазепа не получил никакого ответа. И поначалу отчаивался, ведь Апостол и Галаган увели с собой почти всех казаков, а последний, кроме того, разбил полк шведов и захватил в плен всех его офицеров.

Но потом мало-помалу гетман успокоился. Разоблачения он не боялся: ведь не поддался же он на уговоры Головкина написать план похищения короля на бумаге. И если б даже русские попытались что-то довести до сведения короля, любые обвинения было легко опровергнуть: клевета, клевета с целью опорочить гетмана в глазах короля.

Уж что-что, а отводить подозрения от себя Мазепа умел в совершенстве, если даже прозорливому Петру он морочил голову более двадцати лет.

И теперь, находясь всё время рядом с королём и слыша ежедневно, ежели не ежечасно его хвастливые заявления о беспрерывных победах над врагами (около шестидесяти битв — и все победоносные), Мазепа невольно поддался обаянию этой самоуверенности.

   — Вы обратили внимание, гетман, что русские всё время убегают от меня.

   — Как же, как же, ваше величество, не слепой, вижу.

Карл сам старался не замечать, а вскоре приучил к этому и Мазепу, что же творится вокруг его армии. Что солдаты гибнут не только от морозов и голода, что их громят отряды местных партизан, не говоря уже о наскоках казаков и регулярной конницы.

Всё это король небрежно называл «комариными укусами», а в письме к сестре Ульрике — «весёлой зимой». Однако, несмотря на «комариные укусы», а точнее, благодаря им и «весёлой зиме», шведская армия катастрофически таяла.

Лучше и яснее всех конец этой экспедиции видел граф Пипер, беспрестанно уговаривавший короля:

   — Ваше величество, надо уходить за Днепр, здесь мы погибнем.

   — Не нойте, граф. Всё идёт великолепно. Русские всё время отступают.

   — Они, отступая, обескровливают нас. А за Днепром мы бы спокойно могли дожидаться помощи от Лещинского и Крассау.

Но даже если бы Карл послушался своего первого министра, он вряд ли смог бы уйти теперь целым на правобережье. Ему бы пришлось пробиваться через дивизии гетмана Скоропадского, через военные отряды князя Дмитрия Голицына[109], полки генерала Гольца, и это при непрерывных арьергардных боях с Шереметевым и Меншиковым.

Нет, катастрофа и здесь была бы неминуема. Избежав Полтавы, Карл получил бы конфузию, скажем, при Белой Церкви. Конец был предрешён, за королём оставался лишь выбор места действия. Последнего действия затянувшейся трагедии.

   — Нет, Пипер, мы здесь полные хозяева.

   — Да, да, ваше величество, — льстиво поддакивал новый друг Мазепа, не желавший ухода короля с его гетманщины. — Разве для вашей армии и вашей славы не лестно будет дойти почти до границ Азии?

   — Азии? — удивился король. — Вы считаете, что она уже близка?

   — До неё всего восемь миль, ваше величество, — не сморгнув глазом соврал Мазепа.

Едва прибыли в Коломак, король вызвал генерал-квартирмейстера Гилленкрока и приказал:

   — Немедленно разузнайте о дорогах, ведущих в Азию.

   — Ваше величество, но до Азии очень далеко. Да и к чему это нам?

   — Но Мазепа мне сказал, что граница Азии близко. Мы обязательно должны туда пройти, чтобы иметь возможность сказать, что мы были в Азии.

   — Вы шутите, ваше величество.

   — Я не шучу, — рассердился Карл. — Сейчас же отправляйтесь и разузнайте о путях в Азию.

Обескураженный генерал-квартирмейстер отправился к Мазепе.

   — Ваше превосходительство, зачем вы сказали королю о близости Азии?

   — Но я думал, это приятно будет слышать его величеству.

   — Ему это настолько приятно, что он посылает меня узнать туда дорогу.

   — Боже мой, — испугался Мазепа. — Но я никак не думал, что дело повернётся столь серьёзно. Я просто хотел поласкать слух короля.

   — Вот и «поласкали». Вы обязаны знать, как опасно шутить таким образом с нашим королём. Ведь он так любит славу, что его легко побудить продвинуться дальше, чем было бы целесообразно. Что же мне теперь делать? Ведь согласно приказу я должен ехать в Азию. Вы понимаете?

   — Ладно, генерал. Идёмте к королю, и я скажу ему, что я просто пошутил.

   — Идёмте.

Мазепа натянул папаху и, вздыхая, отправился вслед за Гилленкроком, придумывая на ходу, как бы оправдаться и не заработать попрёков от высокого повелителя. Однако, когда они вошли к королю, Карл сам вскричал, увидев Мазепу:

   — Гетман! А я только собрался посылать за вами. У меня вот письмо царя.

У Мазепы захолонуло сердце: «Всё. Пётр написал-таки о моих предложениях. Держись, Иван. Не подавай виду».

   — Вот возьмите и переведите его нам.

Мазепа долго не мог вздеть очки. Руки дрожали всё сильнее и сильнее. Наконец, водрузив очки, он поднёс к лицу лист бумаги. Он сразу узнал почерк Петра. Сколько раз этот почерк ободрял его, утешал, благодарил...

   — «Брат мой Август!..» — начал Мазепа и споткнулся: «Какой ещё Август?»

   — Что это за письмо? — спросил короля.

   — Это письмо царь Пётр направил Августу Саксонскому. Мои драгуны перехватили посыльного, самого расстреляли, а письмо вот мне доставили. Читайте, гетман.

Мазепа сразу повеселел, читать стал с оттенком насмешки над автором грамоты: