«Без меня баталии не давать»

Старику Корнелию пришло письмо от сына, находившегося вот уже два года в России. В нём он, в частности, писал: «...недавно отправилось в Голландию русское Великое посольство, в числе которого поехал и сам царь. Он очень хотел побывать в Саардаме, о котором нас много расспрашивал. Поехал он под чужой фамилией, так как хочет быть неизвестным. Но его легко узнать среди других, он очень высок ростом, на правой щеке у него бородавка, голова у него трясётся, и больше всего он размахивает правой рукой. По этим приметам, отец, вы его легко узнаете».

Корнелий побежал с этим письмом к цирюльнику, так как это был человек уважаемый в Саардаме, которого знали все, и он знал всякую собаку.

   — Виль, прочти вот письмо от сына. Что ты на это скажешь?

Цирюльник прочёл с интересом, взглянул на старика и промолвил:

   — Вполне может быть, Корнелий, что к нам приедет сам царь. Вполне.

   — Ну а к тебе такой господин не являлся?

   — Да нет вроде.

Так сидели они и мирно беседовали, как вдруг дверь отворилась и на пороге появились русские плотники. Корнелий и цирюльник поразинули рты, так как во главе их стоял высокий, под потолок, плотник с бородавкой на правой щеке.

   — Свят, свят, — пробормотал испуганно Корнелий, словно сон увидел нехороший.

   — Бреем? — спросил плотник громко.

   — Б-бреем, — сглотнув от волнения слюну, промямлил Виль.

Великан прошёл к креслу, сел, взглянул на себя в зеркало, провёл ладонью по щетине. Приказал:

   — Всё снять. Оставить лишь усы над губой.

Цирюльник, взбивая трясущимися руками мыло в стакане, не знал, как подступиться к делу. Он видел эту самую бородавку, вот она рядом, и голова у клиента нет-нет да встряхивалась. Порой у Виля перехватывало дыхание: «Господи, царь! Вне всякого сомнения. Он! Как же мне быть? Проклятый Корнелий подсунулся со своим письмом. Лучше б я ничего не знал. А теперь как же я буду брить? У меня ж руки трясутся, как у пьяницы. Боже мой!»

   — Ну чего ты? — покосился на цирюльника клиент, и взгляд его словно молнией ударил бедного Виля.

   — Сейчас, сейчас я, — лепетал Виль, затягивая время в надежде, что руки наконец перестанут трястись. Взбил мыло, взялся точить на оселке бритву.

   — Ты что, пьян? — неожиданно спросил Пётр.

   — Нет, что вы, сударь...

   — Ладно. Я сам управлюсь, — сказал клиент и начал намыливать лицо, потом забрал бритву из рук оробевшего цирюльника. Побрился. Сказал другому, такому же долговязому:

   — Садись, Алексашка.

Быстро побрил его, оставив такие же, как у себя, усики. Бросив на столик серебряный гульден, молвил:

   — Не за работу, за инструмент.

И вышел вместе со спутниками. Старик Корнелий, не произнёсший ни звука за всё это время, наконец прошептал из угла:

   — Это он, ей-богу он. Что ж у тебя заколодило-то, Виль?

   — Небось заколодит. Выше бургомистра ещё никого не брил. А тут царь, аж коленки затряслись. Принесло тебя с письмом.

Так из цирюльни выпорхнул слух, что в Саардаме живёт русский царь. А уж на следующий день докатилось до Амстердама: русский царь в Саардаме.

Ночью Грета приступила с расспросами к мужу:

   — Ты что ж, старая перечница, не сказал мне, что у нас царь поселился? А?

   — С чего ты взяла? — прошептал Геррит так, чтоб не услышали за стеной.

   — Да весь посёлок болтает, что у Кистов живёт царь.

   — Мало ли чего наболтают. Это плотник герр Питер, мы с ним вместе на верфи...

   — Хватит болтать, — зашипела Грета змеёй гремучей.

Ничего не поделаешь, доняла-таки жена мужа, допекла.

   — Ладно, — сдался наконец он. — Токо никому не слова. Слышишь? Он сам просил об этом. Сам. Ты хоть понимаешь?

   — Что я, дура, что ли?

   — Он действительно царь. Но хватит об этом. Молчок. И ему-то не проговорись, что знаешь. Он герр Питер. И всё.

Однако утром, едва квартиранты ушли на верфь, к Кисту явилось несколько соседей.

   — Ай, Геррит, как нехорошо.

   — В чём дело? — удивился Кист.

   — У тебя живёт царь, и ты хоть бы словечко.

   — Какой царь?! — возмутился Кист. — Это московский плотник Питер Михайлов, мы с ним вместе работали на верфи в Воронеже.

   — Ну, ну. Вон Корнелию письмо из Москвы от сына пришло. Там так и написано: в Саардам приедет царь. И все приметы его совпадают с твоим плотником.

   — Мало ли что написал сын Корнелия, — стоял на своём Кист. — Это плотник герр Питер, мы с ним работали на верфи, мы с ним из одного котла ели, мы...

Он не успел договорить, жена грохнула по столу уполовником, выкрикнула с возмущением:

— Ненавижу-у-у! Ненавижу, когда ты врёшь!

То самое шило, которое таится в мешке, укололо Киста в самое неподходящее время и в непотребное место. Вот тут и доверяйся жёнам.

Пётр решил после обеда уйти с верфи и посетить местные заводы: лесопильный, бумагоделательный, маслобойный. Предупредив об этом баса Ригге, он постарался до обеда выполнить дневной урок и где-то после часа дня вышел с верфи.

У старухи, сидевшей на дороге, он купил слив и высыпал их в шляпу. Шёл, с аппетитом ел, выплёвывая косточки. Едва взошёл на мост, как к нему подбежали мальчишки.

   — Дядя, дай нам слив.

Пётр насыпал им в пригоршни. Едва эти отстали, как явились другие, уже постарше и группой побольше.

   — Эй, долговязый, дай слив.