Без Любви

Заседание комиссии было назначено на четырнадцать, но Арцыбашева пригласили зайти только в половине четвертого. Полтора часа он томился в коридоре под дверью, не рискуя отойти покурить или промочить горло. Как ни успокаивал он себя, а воображение рисовало картины одна мрачнее другой. И даже Мирзоев, который ободряюще подмигивал ему всякий раз, когда выскакивал из кабинета, чтобы умчаться на другой конец коридора и притащить из архива или секретной части какие-то материалы, уверенности не прибавлял.

Что удивляло - Арцыбашев ждал экзекуции в одиночестве. То есть мимо него сновали какие-то незнакомые офицеры, и на стульях по обе стороны от него кто-то сидел, но ни одной знакомой физиономии не попадалось. Конечно, с большей частью свидетелей комиссия уже поработала, но вряд ли именно его, Арцыбашева, приберегли на десерт. А если это именно так, то дело швах. Тогда получается, что комиссия расковыряла больше, чем он ожидал. И неспроста изучают какие-то документы прежде, чем его допросить.

Наконец дверь отворилась, и незнакомый лейтенант велел зайти.

За исключением Фархада Мирзоева, скромно сидевшего за крайним столом, все остальные члены комиссии также не были знакомы Арцыбашеву.

Он ожидал, что их будет больше. А оказалось, всего пять человек. Помимо Фархада и белобрысого лейтенанта, в обязанности которого входило ведение протокола, присутствовали два майора и подполковник. По внешнему виду майоров можно было свободно сказать, что один является боевым офицером, а другой пошел по политической части и не в окопах линию ЦК проповедует, а отирается близ начальства. Они сидели за одним столом, отодвинувшись каждый на свой угол, а взгляды, которыми они периодически окатывали друг друга, красноречиво свидетельствовали, что консенсуса им никогда не достигнуть.

Желчный худой подполковник, в рубашке с расстегнутым воротом и закатанными рукавами, курил у окна. Он и начал допрос, не дав Арцыбашеву даже возможности представиться по всей форме и не предложив сесть.

- Расскажите нам, Вадим Валентинович, что вам известно об обстоятельствах гибели майора Студеного.

Спросил - и отвернулся к окну, перегнал беломорину из одного угла рта в другой, ссутулился, сунув руки в брючные карманы.

Арцыбашев прокашлялся и выдал заготовленный текст:

- Последний раз его видели живым в двадцать два тридцать. Проверив несение службы дежурным по части, он удалился к себе. Перед этим приказал разбудить его в семь часов. В шесть пятьдесят пять дежурный отправил к Студеному сержанта Попова. Тот вернулся через семь минут, доложил, что Студеный на стук в дверь не отвечает. Дежурный снова отправил Попова. Поскольку тот долго не возвращался, в семь часов десять минут дежурный отправил прапорщика Зверева разобраться в ситуации. Зверев, прибыв на место, обнаружил, что дверь не заперта…

- А обычно он ее запирал?

- Когда как.

- С чем это связано?

- Не могу знать.

- Будьте проще, майор, - подполковник развернулся. - Ни для кого не секрет, что Студеный в последнее время крепко закладывал за воротник. Вот и запирался он, когда нажраться хотелось!

- Не могу знать. - Арцыбашев неотрывно смотрел на портрет Михаила Сергеевича, прикрепленный к стене.

Желчный подполковник досадливо скривился и затушил папиросу в маленькой баночке на подоконнике:

- Ладно, что у вас дальше?

- Прапорщик Зверев вошел и обнаружил труп комбата Студеного…

Сам Арцыбашев был на месте происшествия в семь двадцать пять.

Студеный лежал грудью на столе. В правой руке был намертво зажат пистолет. В магазине не хватало одного патрона. Гильзу долго искали. Нашли под кроватью, куда она сама улететь, вроде бы, не могла. Решили, что ее туда нечаянно отбросил ногой прапор Зверев - единственный, кто подходил к телу до прибытия командования батальона. Прапор, конечно, божился, что ходил аккуратно и латунный цилиндрик зафутболить не мог, но ему не поверили.

Входное отверстие было в груди, напротив сердца. Выходное - почти сбоку, ниже левой лопатки. Получалось, что комбат стрелял, приставив пистолет к телу, под углом в сорок пять градусов, сверху-вниз-налево.

- Странно как-то, - заметил Арцыбашеву "энша". - Обычно в рот там, или в висок… Надежнее! А так вот целить - гарантии нет.

Арцыбашев пожал плечами и продолжил осмотр.

На столе были бутылка со спиртом, стакан, лимонад, подсохший хлеб с кольцами вялого лука. Лежали фотографии жены и сына, множество мелких клочков рваной бумаги с рукописными строчками, очевидно - писем.

- Последнее он сегодня днем получил, - вспомнил начштаба. - От жены, кажется. Надо расспросить почтальона.

- Почтальон ни при чем, - возразил замполит, который как вошел, так и встал посреди комнаты, сложив за спиной руки, ни к чему не притрагиваясь и не сходя с места. - Письмо ему передал Фонарев. Он ведь тоже пермский, из отпуска сегодня приехал.

Батальонный медик заключил, что смерть наступила часов пять-семь назад.

- То есть около нуля, - быстро подсчитал начальник штаба. - Все сходится!