Диссиденты использовали формальные декларации советских властей и советское формальное законодательство о гражданских свободах, так что формально это движение возникло и существует в рамках законности. Но ни для кого не секрет, что эти декларации и «законы» (вроде подписи под Хельсинкскими документами) суть пустые слова, не соответствующие фактической природе коммунистического общества. С чисто социологической же точки зрения это движение выражает протест против фактического положения индивида в коммунистическом обществе, обусловленного фундаментальными условиями жизни этого общества. Так что если рассматривать его буквально как движение за гражданские свободы (права человека), то можно сказать, что оно заведомо обречено на провал, ибо коммунистическое общество с гражданскими свободами для личности есть такой же нонсенс, как капиталистическое общество без денег, капитала, прибыли. Но если рассматривать это движение независимо от его идеологического оформления, т.е. независимо от того, достижима его цель (права человека) фактически или нет, то следует признать его результативность и перспективность. Какие бы идеологические формы оно ни принимало, оно порождено самыми фундаментальными условиями общества, уничтожение которых равносильно уничтожению самого социального строя жизни, И пока эти условия существуют, так или иначе будет порождаться и протест против них, принявший в настоящее время форму диссидентского движения.
Вопрос об оценке значительности диссидентского движения, о силе его влияния на население страны и об отношении к нему населения является, пожалуй, наиболее сложным. Здесь любая точка зрения, по-видимому, может быть подкреплена фактами. И та, что это движение немногочисленно и слабо. И та, что оно многочисленно и сильно, И та, что влияние его на общество ничтожно. И та, что это влияние огромно. И та, что население его не поддерживает, И та, что оно пользуется поддержкой населения. Дело в том, что все оценки в данном случае относительны, нет единых и бесспорных критериев сравнения, нет надежных методов измерения, невозможно объективное исследование (власти не допустят, опрашиваемые не ответят искренне и т.п.). Так что приходится полагаться на свой личный опыт, на сведения, получаемые от других, на общее понимание ситуации в стране и характера ее населения. Потому я склоняюсь не к количественной (в терминах «большое», «малое», «сильное», «слабое» и т.п.) оценке диссидентского движения, а к качественной. В условиях советского общества выступление одного человека может сыграть роль, сопоставимую с ролью целой политической группы или даже партии. А единодушное осуждение этого человека населением страны может не выражать того реального следа, какой оставила деятельность этого человека в их душах. Не случайно поэтому диссидентское движение в Советском Союзе персонифицировано, представлено в большей мере именами участников, чем названиями группировок. И чисто количественная оценка здесь не будет соответствовать фактическому положению.
Прежде всего, сам факт возникновения и длительного существования диссидентского движения есть явление исторической значимости. Утрачены раз и навсегда иллюзии насчет коммунистического земного рая. Стало очевидно, что будущая история коммунизма – не гармония и лобызания, а драка. Диссиденты дали образцы поведения, достойные подражания. И это подражание имеет место на самом деле. Все, что связано с диссидентством, составляет один из главных (а часто – главный) предмет разговоров и размышлений в самых различных слоях общества. И хотя бы только как явление в области духовной культуры общества оно в последнее десятилетие не имело себе равных по степени внимания. Было бы несправедливо отрицать то, что некоторые смягчения в области культуры в последние годы явились одним из следствий диссидентского движения. Даже власти благодаря диссидентам получают некоторое представление о реальном положении в стране, вынуждаются к более гибким методам руководства. Наконец, без моральной и материальной поддержки довольно значительной части населения страны диссидентство не просуществовало бы и года. Помощь со стороны Запада очевидна. Но не следует ее преувеличивать в ущерб роли внутренней базы диссидентства. Без этой внутренней базы была бы вообще невозможна и помощь Запада. Диссидентство влияет прежде всего и главным образом на умонастроения определенных кругов населения, а через них – и на более широкие массы его. Нелепо ожидать, что последствия этого влияния скажутся немедленно, в открытой форме и адекватно идеологии диссидентства. Практически пока еще невозможно проследить механизм этого влияния и предсказать его последствия. Но в этом и нет особой надобности. Исторический опыт человечества дает нам достаточно оснований для надежды.