Тигр, безусловно, король бескрайних пустынь. Все страшатся его – и дикий буйвол, и носорог, и даже слон, но сам он в свою очередь отступает перед найей.
Менее чем в двадцати шагах от кучки людей, застывших на месте от ужаса и страха, слышится прерывистый от ярости рев тигров, готовых броситься на добычу. Наконец первый тигр делает скачок и падает среди кишащих, раздраженных и свирепых змей. Момент – и он опутан живым сжимающим кольцом и прокушен загнутыми клыками змей, из которых брызжет смертельный яд. Его страшный рев вызван уже испугом и борьбою со смертью. Он хочет отступить, убежать, схватиться за ветви, чтобы вырваться из скользких объятий. Бесполезные усилия! Яд, проникший в двадцать ранок, быстро делает свое дело. Тигр шатается, издает новый крик и падает, извиваясь в предсмертной агонии. А мелодия продолжает возбуждать дикую ярость змей! Второй тигр бросается сквозь кустарник и тяжело падает всей тушей на землю. Затем еще, еще и еще…
Лишь одна назойливая мысль настойчиво владеет всеми – мужчинами и ребенком, – и мысль эта: хватит ли змей, чтобы уничтожить эту стаю тигров?
Европейцы все еще сохраняли неподвижность, видя в ней единственной свое спасение, но первый приступ ужаса прошел, и хладнокровие снова возвратилось к ним. Теперь, при свете звезд, они увидели драму, разыгравшуюся во тьме. Тигры, нападавшие со всех сторон, встречали массу змей. Да, беглецы могли быть вполне спокойны: змей более чем достаточно. Уже заметны некоторые колебания в поведении тигров, они уже не так яростно нападали. Правда, они все продолжали прибывать, но вопли страха и предсмертное хрипение погибающих, и запах мускуса, испускаемый змеями, подсказывал им, отчего те гибнут, и тигры приостанавливают свой бег. Свирепые животные уже довольствуются тем, что со злобным рычанием скачут вокруг, не решаясь перейти в наступление – запах мускуса, испускаемый змеями, подходит слишком близко. Напрасно Биканель усиливает свои вопли и пытается довести их до бешенства.
Вождь тигров побежден предводителем змей!
Биканель с осторожностью приближается к месту трагедии, желая узнать истинную причину отступления тигров. Скоро его слуха достигают звуки маленькой тростниковой свирели. Он узнает мелодию, употребляемую заклинателями змей, и, скрежеща зубами, бормочет:
– О, дьявол! Он разбудил целую армию змей, и я в третий раз побежден. Мне снова приходится отступить. О, будьте прокляты и он, и белые! – И не в состоянии больше продолжать, Биканель падает к подножию дерева. Тигры, более не возбуждаемые яростными криками своего предводителя, стали понемногу успокаиваться и медленно, как бы с сожалением, возвращаться в свои логова. Берар тоже мало-помалу замедлил темп своей песни – кобры перестали шипеть, волноваться и свиваться в кольца. Умиротворение охватывало пресмыкающихся; повторение одной и той же тихой и протяжной мелодии постепенно усмирило их. Они медленно поползли в свои норы, где на влажной земле проводят долгие часы отдыха. Маленькая свирель издала еще несколько звуков и смолкла. Наступила полнейшая тишина, в которой раздался гортанный голос Берара:
– Найи ушли… опасность миновала!
Только тогда вздох облегчения вырвался из груди европейцев. Их переживания продолжались всего четверть часа, но эти минуты показались целой вечностью. Опасность миновала, и они заснули спокойным сном.
Заснул и Биканель, сваленный усталостью. Он проснулся поздно и приступил к осмотру окрестностей. Он был в отвратительном расположении духа и обдумывал план немедленного, блестящего мщения. Заря, столь короткая в тропических странах, прошла, и вскоре взошло солнце. Неровный гул пронесся по табуну лошадей и достиг слуха Биканеля. При блеске солнечных лучей появился торжественный кортеж. Две женщины, одетые в белое, приближались верхом в сопровождении сотни мужчин, покрытых только лангути, а их обнаженные торсы казались отлитыми из бронзы. Кортеж этот приближался к развалинам храма богини Кали. Крик ярости вырвался у него, когда он увидел, что женщины эти – Клавдия и Мария!