Без гроша в кармане. Среди факиров

– Эта репетиция смерти будет твоим единственным наказанием. А теперь, сын мой, к делу! Некогда мы изгнали из нашей среды злодея, нечистого, сына свиньи… Биканеля! Мы оставили его в живых, так как закон настоятельно требует, чтоб никто не убивал брамина, даже недостойного. Однако сегодня мы осудили на смерть Биканеля. Мы узнали, что он надругался над священными останками нашего брата Нариндры, и поэтому он более не находится под защитой Писания. Иди, Берар, иди!.. Отомсти за нас и освободи землю от этого чудовища!

Потом, обратясь к другим факирам, пораженным неожиданностью этой сцены, добавил:

– А вы, дети, готовьтесь отправиться в страну афридиев. Люди, ведущие священную войну, нуждаются в вашей помощи.

Глава IV

Находка под основанием Башни Молчания ящика с именем и гербом герцогов Ричмондских была, конечно, событием весьма неожиданным. Бессребреник и Патрик одновременно вспомнили о сокровищах убитого в Канпуре предка, доверившего свои деньги гебрскому купцу, на честность и верность которого он полагался. Но благодаря каким таинственным обстоятельствам этот ящик с огромным богатством мог очутиться в столь мрачном месте, в которое никто не смог бы проникнуть, не будучи обвиненным в святотатстве? Впрочем, им некогда было долго рассуждать о возможных причинах этих удивительных событий. Они уже начинали ощущать недостаток воздуха. Надо было как можно скорее освободить вход в подземный коридор, чтобы не задохнуться; за это-то дело и принялись все трое и ребенок. Более чем когда бы то ни было измученные голодом и жаждой, при слабом фосфорном блеске, придававшем им вид привидений, стесненные в узкой яме, где они едва могли шевелиться, они испытывали ужасное чувство наступавшего медленного удушья. Это была поистине ужасная борьба со смертью, которая и в прямом, и в переносном смысле слова окружала их со всех сторон; но их непоколебимая энергия все-таки восторжествовала. Руки Бессребреника, пальцы и ногти которого были покрыты кровью, разрыли последнюю кучу песка. Он вскрикнул, прильнул ртом к отверстию, вдохнул в себя воздух, тот воздух, который поступал к ним из колодца, наполненного костями, и руки начали нервно выбивать дрожь, и он машинально полз по наклонному коридору, крича:

– Мужайтесь, мужайтесь!

Он вылез на кучу костей, совсем раскаленных от солнца. Высоко, высоко, теряясь в небе, которое было утомительно однообразного серо-голубого цвета, неподвижно парили несколько больших рыжих грифов, между тем как остальные, спрятав голову в плечи, погрузились в тяжелую дремоту. В этой мертвой неподвижности в Башне Молчания, вполне заслужившей свое название, чувствовалось такое подавляющее одиночество, вся мрачная обстановка так живо напоминала Бессребренику о том, что он теперь навсегда всеми покинут, – что даже железная воля этого человека на минуту поколебалась. Правда, это продолжалось только мгновение. Он почувствовал, что глаза его наполняются слезами, моментально высыхающими от палящих лучей солнца. Он прошептал разбитым голосом:

– О, Клавдия, милая подруга, увижу ли я тебя когда-нибудь?

И из его губ, растрескавшихся от ужасного жара, вырвался крик ярости, страдания, отчаяния, крик измученного животного. И вдруг вопреки всякой вероятности, вопреки всякой возможности, как бывает иногда в мучительных кошмарах, извне раздался ответный крик, призывный, дрожащий; грифы, заслышав его, вытянули головы. Бессребреник, внезапно опомнившись, узнал этот звук, напоминавший звук медного инструмента, кимвала, тромбона:

– Huinck!..

– Рама! Это Рама! – сказал он, недоумевая, не веря своим ушам. Он закричал опять, как можно громче: – Рама, Рама, на помощь, на помощь!

– Huinck, huinck!.. – вновь раздался голос умного животного, за которым последовало сильное пыхтение.

– Рама, доброе животное, на помощь!

Услышав дрожащий и раздирающий звук голоса, обыкновенно столь ласкового и кроткого, слон понял, что его друг находится в большой опасности. Но поскольку он не умел выражать свою мысль иным способом, он опять протрубил:

– Huinck! Huinck! – словно хотел сказать: «Я понял! Подожди немного!»

Через несколько секунд раздался неслыханно сильный удар по железной двери. Большие рыжие грифы, выведенные из оцепенения, развернули свои огромные крылья и взлетели с пронзительным визгом. Увы! Этот удар произвел больше шуму, чем пользы, так как окованная железом дверь даже не дрогнула. Вероятно, слон поднял хоботом камень потяжелее, чем первый, так как Бессребреник слышал, как он пыхтел и повизгивал.

– Бум!

Раздался второй толчок, и камень, разбившийся от ужасного удара, разлетелся на тысячу кусков.

– Тут нужна пушка! – пробормотал Бессребреник, разочарованный.