Без гнева и пристрастия

Из головы не шла недавняя перестрелка. И даже не перестрелка, а ощущение замедлившегося до предела бега времени, перед тем как удалось закинуть себя на крышу. Никто не успел среагировать на этот рывок: ни рухнувший вниз убийца, ни замерший на месте полицейский.

Как такое могло произойти? Неужели все дело в дозе дистиллированной вечности, и я двигался столь быстро, что остальные казались застывшими манекенами?

Можно ли повторить подобный трюк?

И Патрик, курьер в нелепом клетчатом пиджаке, такую ли откровенную чушь он нес, когда говорил, что течение времени субъективно и зависит исключительно от индивидуального восприятия людей?

Шевелиться не хотелось, и все же я дотянулся до коробка на тумбочке, запалил спичку и пристально уставился на разогнавший темень огонек. Но озарение так и не снизошло. Ничего не снизошло, лишь потемнело в глазах, когда спичка прогорела до конца.

Очевидно, это работает как-то по-другому. Да и работает ли?

Постепенно подействовало обезболивающее, мысли стали путаться, навалилось онемение, и начало казаться, будто время остановилось и я так и буду лежать здесь до скончания веков. Лишь проникавшие изредка через окно отблески фар развеивали это наваждение, но они же прогоняли сон, стоило только накатить дремоте.

Я лежал и бездумно пялился в потолок. Лежал, лежал и лежал. А потом пришла Марианна. Не спрашивая разрешения, она забралась под покрывало, прижалась ко мне теплым боком, пробормотала:

— Не могу уснуть… — и немедленно погрузилась в сон.

Даже завидно стало. Но будить и выгонять девчонку не стал. Чужое дыхание подобно щелчкам камертона вернуло чувство времени, и постепенно, понемногу, я и сам провалился в забытье.

Проснулся, когда перестало биться сердце.

Я в испуге распахнул глаза, шумно выдохнул и только тогда сообразил, что просто перестал слышать размеренное сопение Марианны.

Девушка сидела на диване и зябко куталась в мою рубаху.

— Как рука? — спросила она и зевнула.

Я попытался пошевелить пальцами, особо в этом не преуспел и поморщился:

— Не очень.

— Принести воды?

— Давай, — вздохнул я и глянул на хронометр, с которым так и проспал всю ночь. Расстегнуть браслет на левом запястье, когда не работает правая рука, — занятие не из тривиальных.

Без четверти семь. Пора на работу.

Понедельник, чтоб его!

Забрав у Марианны стакан с водой, я поставил его на подлокотник и скрутил крышечку пузырька с обезболивающим. На этот раз решил ограничиться одной таблеткой — опухоль хоть и не спала, но отдавленную кисть ломило уже не столь сильно, как вчера.

Перетерплю. Сегодня нужна свежая голова; не стоит лишний раз пилюли глотать.

Запив таблетку, я уселся на диване и поморщился, когда заныли отбитые ребра. Синяк выглядел просто ужасно.

— Виктор, тебе бы отлежаться, — посоветовала Марианна, окинув меня оценивающим взглядом.

— Не выйдет, — поморщился я и спросил: — Ты хорошо знала Шарлотту Ли?

— Общались, — неопределенно пожала плечами девушка и присела рядом. — А что?

Я осторожно улегся на спину, отчасти в ожидании, когда подействует таблетка, отчасти, чтобы лишний раз не попадались на глаза голые девичьи ноги, и попросил:

— Расскажи, что она была за человек.

Марианна возмущенно фыркнула:

— Что за странный вопрос?

— Опиши ее парой слов. Только самое важное на твой взгляд.

— Она была как все, — сообщила девушка после недолгих раздумий, — но хотела быть лучшей. Поступила в университет только из-за того, что туда поступили ее подруги, а когда те начали встречаться с мальчиками, выбрала себе самого популярного.

Я кивнул.

— Стало модно возмущаться социальной несправедливостью, и она устроилась в избирательный штаб Ланфорда?

— Думаю, так и было, — подтвердила Марианна.

— Скажи, никто из ее подруг не выходил замуж в последнее время?

— Одна или две. Многие уже помолвлены.

— Ясно, — протянул я. — А не знаешь, на кого Шарлотта могла положить глаз? Мужчина в возрасте, с положением, возможно даже семейный…

— Нет, — покачала головой девушка. — Если кто и знает, то Жанна.

— Жанна Риг?

— Да, — подтвердила Марианна и слегка покраснела, видимо вспомнив о содержании сожженных негативов.

— Собирайся, — вздохнул тогда я, — отвезу тебя домой.

— Вот еще! — возмутилась девушка. — Никуда я не поеду!

— Ты не можешь жить здесь вечно!

— Еще как могу! Как думаешь, что скажет отец, если узнает, где я провела эти две ночи?

— Больное сердце мамы тебя больше не волнует?

— Ну Виктор! Я никому ничего не скажу! Я же просто пошутила! Еще пару дней, — заканючила Марианна. — Виктор, ну пожалуйста… Ты не представляешь, какая там смертная скука! Я не буду больше пить, обещаю!

— Собирайся.

— Ха! — фыркнула наглая девица. — Хочу посмотреть на лица персонала, когда ты вытащишь меня из номера в таком виде!

— Одевайся!

— И не подумаю!

Я глянул на часы, понял, что на споры уже нет времени, и выругался:

— Черт с тобой. Два дня, потом выметаешься отсюда. Все ясно?

— Отлично! Спасибо, Виктор!

— И позвони домой.

— Хорошо-хорошо!

Марианна попыталась принять вид послушной маленькой девочки, но это у нее получилось из рук вон плохо, и, не желая больше лицезреть чертовку, я отправился в ванную.