Без единого выстрела

— Юрий Валерьевич, — сказал Канаш, — я понял, что моя отставка не принимается. — Он сделал паузу, давая Рогозину возможность возразить, но тот молчал. — Тогда давайте сразу договоримся: не темнить. Все очень серьезно, и станет еще серьезнее, если вы не перестанете водить меня за нос. Если бы это было недоразумением, вы не стали бы даже разговаривать с этой лагерной рожей, а просто натравили бы на него наряд милиции или отдали бы через меня приказ намять ему бока и вышвырнуть из города. Но вы этого не сделали, и я хочу знать, почему. Мне необходимо это знать, чтобы понять, каким образом выстраивать защиту.

— Вот даже как? — Рогозин наморщил лоб и сильно потер переносицу. — А впрочем, какая разница? Мы с тобой теперь одной веревкой связаны, стали оба мы скалолазами… Ты, Валентин Валерьянович, про меня столько знаешь, что эта доисторическая чепуха ничего не изменит. Просто неловко вспоминать… В общем, в молодости угораздило меня попасть в неприятную историю с… с изнасилованием. Я там был с боку припеку, но баба умерла. Этого ублюдка посадили, но он почему-то решил, что сидеть мы должны вместе, потому что я сдуру сунулся помогать ему вывезти труп. Вот… А теперь он вышел, как-то разыскал меня и стал требовать денег. Опасности он для меня не представляет… вернее, не представлял, пока ты не облажался с этой стрельбой, но ты ведь знаешь наши газеты! Им только дай повод зацепиться так обольют грязью, что потом век не отмоешься.

Канаш немного расслабился и, не спрашивая разрешения, уселся в кресло для посетителей.

— Ясно, — сказал он. — Вот же черт! И угораздило меня поставить на прослушку именно этого недоноска… Можно последний вопрос?

— Валяй.

— Эту… потерпевшую… Ее, часом, не Анной Свешниковой звали?

— Как будто. А что это меняет?

Канаш неторопливо закурил, сосредоточенно скосив глаза на огонек зажигалки, и медленно, с расстановкой сказал:

— Парень, который помог скрыться вашему хромому приятелю, — ее брат. Если бы у них были одинаковые фамилии, я все понял бы сразу, как только услышал о деле Свешниковой. Ведь упоминание о его погибшей сестре имеется в его личном деле, и я про это знал, но думал почему-то, что она тоже Чеканова, как и он… Понимаете, он был единственным свободным человеком, у которого на хвосте не висел десяток псов из прокуратуры, и я послал его отследить вашу встречу с этим хромым.

— Трах-тарарах! — сказал Рогозин. — А он, значит, услышал фамилию сестры и решил докопаться до правды самостоятельно… Но это же какой-то индийский боевик! Ведь в жизни так не бывает!

— В жизни еще и не так бывает, — заверил его Канаш. — Просто в натуре все это не так красочно и музыкально, да и времени занимает больше, оттого и кажется скучным. Да вы не беспокойтесь, Юрий Валерьевич. Что они могут? Один — раненый калека без паспорта, другой — сопляк, которого можно убить щелчком по лбу… Машина у них заметная, и деваться им некуда. Я уже послал людей на поиски, кое с кем созвонился, так что все будет в ажуре. Да, чтобы вы не волновались… Я отдал приказ только найти машину, ничего больше, никаких контактов. Найти и доложить мне лично. А дальше уж я сам как-нибудь управлюсь.

— Не хвастайся, — сказал Рогозин. — Ох, не хвастайся, Валентин! Два раза этот хромой черт тебя уже кинул. Смотри, чтобы и в третий раз так же не получилось. Пойми, еще одной попытки может просто не быть — ни для тебя, ни для меня. Теперь он перестанет звонить и начнет стрелять.

Канаш засунул указательный палец под марлевый ошейник и сильно оттянул его книзу, словно тот вдруг начал его душить.

— Разберемся, — пообещал он, потушил сигарету в пепельнице и вышел, бесшумно ступая по натертому дубовому паркету.

Глава 11

Николай Аверкин проснулся поздно и сразу вспомнил, что в квартире он один. Накануне он отослал жену и дочку в Калугу, чтобы те погостили у тещи, пока эта неприятная история с шантажом не закончится. Не то чтобы семье Аверкина что-то угрожало, но он считал, и в этом с ним согласились Мещеряков и Забродов, что так будет спокойнее. Мужчина должен выходить навстречу неприятностям один, не подвергая своих близких риску и по возможности не причиняя им лишнего беспокойства. Вероятность того, что шантажист попробует давить на Аверкина, взяв в заложники кого-то из его родных, была ничтожно мала, но пока она существовала, Аверкин не хотел рисковать.

На улице собирался предсказанный синоптиками ливень. Аверкин еще немного полежал в кровати, избегая смотреть на часы. Перспектива вставать, варить себе утренний кофе и пить его в полном одиночестве ничуть его не прельщала, но он чувствовал, что если не встанет сию же минуту, то потом будет весь остаток дня зол на себя за бесцельно потраченное время.