Без единого выстрела

За одиннадцать лет, которые миновали с той страшной ночи на отцовской даче, Юрий Рогозин сильно изменился. Он был еще сравнительно молод — что такое тридцать с небольшим лет для человека, привыкшего следить за своим здоровьем! — но в нем не осталось ничего от избалованного маменькиного сынка, которым он был когда-то. Разумно вложенные деньги и умело употребленное влияние Рогозина-старшего превратили Юрия в довольно крупную фигуру, с которой постепенно начали считаться даже те, кого с легкой руки газетчиков в последнее время было модно именовать иностранным словечком «олигархи». Впрочем, дело было не только в Рогозине-отце: сын тоже не сидел сложа руки, в поте лица закладывая прочный фундамент будущей финансовой империи. Он быстро понял, что на этом пути успеха может добиться только тот, кто рассчитывает исключительно на собственные силы и готов на все ради достижения цели. Надеяться на защиту и помощь государства было так же наивно, как вверять свою судьбу авторитетам криминального мира. Для умного делового человека и государство, и мафия были просто инструментами, которые при умелом использовании могли приносить ощутимую пользу — наподобие топора, с помощью которого мастер может срубить прочный и красивый дом, а неумеха — оттяпать себе палец, а то и всю руку. Юрий Рогозин не был неумехой, и возводимое им здание новой империи, которой, как он рассчитывал, будут править его дети и дети его детей, росло не по дням, а по часам, радуя глаз стройностью пропорций и чистотой выверенных линий. Разумеется, в нем, как и во всяком здании, невозможно было обойтись без темных кладовок и вонючих канализационных труб, но все это было надежно спрятано от посторонних глаз. Рогозин никогда не прибегал к услугам преступного мира, если существовала хотя бы малейшая возможность разоблачения. Даже самые заядлые из его врагов не могли связать его имя с заказными убийствами или отмыванием грязных денег, хотя в прошлом Юрия Рогозина были эпизоды, о которых он предпочитал помалкивать. Канаш, как никто, умел прятать концы в воду, и с этой стороны Рогозину ничто не угрожало, тем более, что подобными методами он не пользовался уже лет пять.

Рогозин не нуждался в услугах наемных киллеров, чтобы убирать с дороги конкурентов. У него хватило ума понять, что умело поданная информация разит наповал вернее пули или тротила. Это было чисто, удобно и безопасно, поскольку позволяло расправляться с оппонентами без крови, стрельбы и прочей уголовщины.

Бесценный Канаш, прошлое которого было так же темно, как его каменная физиономия, подхватил идею буквально на лету, и с его помощью Рогозин очень быстро создал в Москве совершеннейшую сеть электронного шпионажа. Это стоило больших усилий и фантастических денег, но Рогозин был доволен: он успел опередить конкурентов, и все их попытки соперничать с ним в информационной войне выглядели смешно и жалко. Он мог душить их на выбор, по одному и пачками, и делал это, не испытывая ни злости, ни стыда, ни жалости — так, как огородник выпалывает проросшие на грядке сорняки.

Постепенно до него дошло, что он не только может, но и должен оказывать влияние на политику. Это понимание пришло к нему не сразу. Поначалу он воспринимал скачки и бешеные зигзаги политического курса так же, как и любой рядовой россиянин: как неизбежные, непредсказуемые и не поддающиеся никакому влиянию капризы погоды наподобие тайфуна или засухи. Но по мере того, как состояние Рогозина росло, он начал понимать, что политику делают все-таки люди, причем, как правило, вовсе не те, которые горланят на заседаниях Думы и позируют перед телекамерами. Это были куклы, а кукловоды прятались в тени за кулисами, дергая за веревочки и с сосредоточенным видом огребая многомиллионные барыши.

Работать с политиками оказалось проще, чем с бизнесменами: они больше зависели от общественного мнения. Рогозин, которому в то время уже принадлежали две газеты с миллионными тиражами, не жалел сил и средств на то, чтобы обзавестись собственным каналом на телевидении. Это было дорого и хлопотно, но овчинка стоила выделки, и контролируемые Рогозиным средства массовой информации уже через час после вторжения в офис службы безопасности «Эры» подняли дикий вой на всю страну, вопя о творящемся беззаконии и туманно намекая на сведение каких-то личных счетов, орудием которого сделалась федеральная прокуратура. В обеих газетах и на телевизионном канале у Рогозина работали матерые профессионалы, в разное время по различным причинам оказавшиеся не у дел или перекупленные у конкурентов, да и материал был острый, злободневный, так что первый вопль был немедленно подхвачен другими газетами, телевидением и радио. Кто-то вовсю ругал Рогозина, кто-то, наоборот, хвалил, помня о хранящемся у него компромате, но все сходились в одном: прокуратура опять села в лужу, порвав штаны из-за желания слишком широко шагать.