Актерское мастерство дало мне необычную степень независимости в детстве, но папа также сыграл важную роль в развитии этой стороны моей личности. Когда мне было девять лет, он взял меня с собой в рабочую поездку в Амстердам. Я помню, как он сел возле кафе на большой площади и сказал мне: "Ну, давай, иди". У меня не было денег, и я не понимал, где нахожусь, но он настаивал на том, что я должен быть воодушевлен, чтобы разобраться во всем самостоятельно. Тогда это выглядело как безразличие, но сейчас я понимаю, что это была важнейшая часть моего развития. Он знал, что я могу заблудиться, но в конце концов найду дорогу обратно. Я могу зайти в музей секса, и меня тут же вышвырнут, но ничего страшного не случится. Я могу упасть на лицо, но в этом случае я научусь подниматься. Все это были бы важные уроки. Позже в моей жизни будут моменты, когда я буду падать на лицо и мне придется вставать на ноги. Я очень благодарен своему отцу за эти ранние уроки и за все остальное, что он для меня сделал.
В последующие годы я стал частью другой семьи. Волшебной семьи. Моя маггловская семья была похожа на большинство семей: любящая, сложная, иногда с недостатками, но всегда рядом со мной. И помимо баскетбольных мячей и шутовства, они из кожи вон лезли, чтобы обеспечить меня тем, чего мне вполне могло не хватить, когда моя жизнь приняла необычный оборот: они обеспечили меня здоровой дозой нормальности.
Глава 3. Ранние прослушивания или Матушка Гусыня!
Я стал Драко Малфоем, потому что моей маме в ногу попал кусок стекла.
Позвольте мне объяснить.
Я не был вундеркиндом. Конечно, от своего старшего брата Дзинка я узнал, что интересоваться творчеством в любых его проявлениях - это нормально. Конечно, моя мама всегда поддерживала меня в том, что мне нравилось в тот или иной момент. Но я родился скорее энтузиастом, чем талантом.
Это не ложная скромность. У меня действительно были способности к пению. Все четверо братьев Фелтон пели в церковном хоре при церкви Святого Ника в Букхэме (хотя в интересах полного раскрытия информации я должен сказать, что Криса выгнали за то, что он щипал сладости в магазине). И престижная хоровая школа пригласила меня присоединиться, ангелочка, которым я был, хотя, как только они сделали мне предложение, я разрыдался, потому что не хотел менять школу и бросать своих друзей. Мама, что характерно, сказала, чтобы я не волновался об этом, но время от времени она любит вспоминать о том, что меня приняли. Таковы уж мамы. Итак, первый раз я помню, что оказалась на первом месте не из-за своей актерской игры. Однажды на Рождество в церкви Святого Ника я пела соло в песне "O Little Town of Bethlehem".
Помимо хоровых подвигов, я ходил в драматический кружок после уроков в близлежащем Fetcham Village Hall. Он проходил каждую среду после обеда: пятнадцать или двадцать детей в возрасте от шести до десяти лет хаотично ставили раз в три месяца спектакль для мам и пап. Ничего серьезного, просто малыши веселятся. И это стоит повторить: Мне было не о чем писать дома. Я определенно хотел ходить в драматический кружок, но мои воспоминания о спектаклях - это скорее смущение, чем слава. В одном спектакле - возможно, это была "Рождественская песнь" - мне досталась артистически насыщенная и технически сложная роль "Снеговика номер три". Мои мама и бабушка приложили немало усилий, чтобы сшить для меня костюм снеговика, состоящий из двух платьев из проволоки - одно для тела, другое для головы. Надевать его было сущим кошмаром, и я до сих пор помню, как позорно стоял в кулисах и выглядывал через щель в занавесе, чтобы увидеть трех или четырех мальчишек, хихикающих при виде маленького Тома Фелтона, стоящего с голой попой и поднятыми вверх руками, пока меня наряжали в регалии снеговика. Я привык к тому, что меня часто фотографируют, но я благодарен, что не существует никаких фотосвидетельств того конкретного момента.
В другой раз мы ставили "Багси Мэлоун". После моего оскароносного выступления со снеговиком меня повысили до "дерева номер один". Главные роли достались старшим детям, которые должны были уметь связно говорить. Мне же, одному из младших, доверили всего одну реплику, тщательно заученную наизусть и усердно отрепетированную. Я стоял в очереди на импровизированной сцене, терпеливо ожидая своей реплики.
И ждать.
И ждать.
Репетирую свою реплику в голове.
Готовлюсь к моменту своей славы.
И вдруг я ощутил мучительную тишину. Все выжидающе смотрели на меня. Это был мой момент, и мой разум был пуст. И тогда я поступил так, как поступил бы любой уважающий себя молодой актер: Я разрыдался и поплелся со сцены так быстро, как только позволяли мои ветки. После спектакля я побежал к маме, полный слез и извинений. Мне так жаль, мама. Мне так жаль! Мама утешала меня, говорила, что это неважно, что это не имело ни малейшего значения для истории. Но я и по сей день чувствую стыд. Я подвела команду!