Бэтман Аполло

Только пела не мертвая голова, а эстрадный певец с завязанными глазами. Он стоял у самого края пропасти рядом с двумя страхующими его охранниками.

Певец выглядел креативно, но странно. На нем был парчовый пиджак в стразах, радугах и звездах — и такие же шорты. Его борода сложной стрижки отливала невыносимым химическим цветом. Брюшко под пиджаком было слишком заметным, а ноги — слишком тонкими для такого большого тела. Можно было подумать, он надел шорты, чтобы его вид вызывал жалость и его не убили в конце корпоратива. Но тогда ему надо было сбрить бороду.

— Позови меня с собой,
Я приду сквозь злые ночи,
Я отправлюсь завтра в бой,
Чтобы Путин не порочил…

Слушателей было немного — небольшая группа на краю бездны. Их лица были торжественны и скорбны. Они были одеты во все черное — просто, изысканно и дорого. Слишком дорого для того, чтобы какой-нибудь gossip-колумнист мог оскорбить их пониманием этого обстоятельства. Цветовое однообразие их туалетов нарушалось только крохотными искрами другого цвета — запонкой, петличной розеткой или галстучной булавкой. Большинство было в годах — кроме одного в первом ряду.

Это был молодой человек лет около двадцати. Хоть он тоже был во всем черном, по виду он отличался от остальных. Трудно было даже сказать, что на нем — то ли странный комбинезон с капюшоном, то ли плотно обтягивающие тело штаны и куртка. Приглядевшись, можно было заметить в мочке его уха маленький бриллиант. Его кожа была бледной, будто ее намазали белилами. А поднятые гелем волосы — возможно, по контрасту — казались слишком уж темными, словно их выкрасили радикальной черной краской. Пожалуй, он походил на новую модификацию эмо-хипстера, слишком еще свежую, чтобы у нее успело появиться свое отдельное название в культуре. Но что-то в его глазах заставляло поежиться — и понять, что это просто маскировка.

В общем, как вы уже поняли, это был я.

Мужик в шортах еще пел — и некоторые из его слов доходили до моего сознания сквозь все ментальные блоки. Если я правильно разбирал, песня выражала протест. Впрочем, я не был уверен, что понимаю все тревожные смыслы в исходящем от него информационном луче — такое с человеческим искусством бывало у меня все чаще и чаще.

— Ну и завещание накатала, — вздохнул стоящий рядом со мной Мардук Семенович. — Третью мышь провожаю, а такое вижу в первый раз… Хорошо хоть глаза им завязали…

Энлиль Маратович заглянул в программку.

— Последний, кажется, — сказал он. — Пародист этот уже был?

Мардук Семенович кивнул.

— Значит, точно последний. Уф, слава тебе…

Как всегда, он корректно не договорил. Вампиры такого ранга следят за своей речью весьма тщательно.

Я опять не выдержал и посмотрел туда, куда глядеть мне не следовало совсем.

Под головой Иштар стоял утопающий в цветах гроб с обнаженным телом молодой девушки.

Это было удивительно красивое и совершенное тело — за одним лишь исключением: у него не было головы. Зато у Иштар, вознесенной высоко над пропастью и гробом, не было тела — и вместе они составляли какое-то жуткое противоестественное единство. Тело девушки казалось жертвой, которую вытребовала для себя эта ненасытная голова, уже мертвая, но все еще пожирающая живых…

С трудом я отвел взгляд — и опять дал себе слово больше не смотреть в ту сторону. Я знал эту девушку еще когда голова у нее была. И с ней она мне нравилась куда больше.

Поляна вокруг пропасти не видела такого нашествия давно — а может быть, вообще никогда. Обычно здесь можно было встретить только спешащего вниз вампира. И встретить его мог только другой вампир: с трех сторон пропасть окружали заборы рублевских поместий, принадлежащих членам нашего коммьюнити, так что случайный визитер попасть сюда не мог.

Сегодня, однако, все было иначе. Если бы я не знал, где нахожусь, я вряд ли опознал бы это место: можно было подумать, вампиры проиграли войну людям — и капитулировали.

Пропасть, ведущая к дому Великой Мыши, была полностью открыта — первый раз на моей памяти. Серо-зеленый рулон, в который была свернута маскировочная сеть, придавал происходящему какую-то предвоенную тревожность — словно я видел перед собой открытую для последнего пуска ракетную шахту. Мало того, часть забора была разобрана, чтобы открыть дорогу к провалу. Но самым диким во всем этом зрелище была даже не висящая над бездной голова, а синий автобус, проехавший сквозь проделанную в заборе дыру и остановившийся всего в нескольких метрах от пропасти.

В нем сидели мужчины и женщины в париках, камзолах, вечерних платьях, черных фраках и сценических трико — в подтекающем на жаре гриме, с тщательно завязанными глазами. Их выводили по одному, чтобы они отработали свой номер на краю обрыва. Затем им помогали вернуться в автобус.