Читаем Бэтман Аполло полностью

Говорили, что Великая Мышь иногда раскрывает крылья — и это зрелище не для слабонервных. И еще меня каждый раз поражала толщина подходящих к ней шлангов, из-за которых она делалась похожа на ракету на стартовом столе. Конечно, эти гофрированные трубы предназначались не для баблоса — а для воздуха, воды и так далее. Но баблоса она тоже дает немало. Куда, спрашивается, он уходит? Я знал, что этот вопрос интересует не одного меня, а очень и очень многих.

У входа в алтарную галерею стояли две мраморные чаши, где складывали всякую всячину, скопившуюся за века на старых алтарях — при смене головы всегда шла общая уборка и чистка. В чашах лежали довольно неожиданные предметы — странными казались даже не они сами, а их соседство. Тут были кремниевые наконечники стрел, большой нож из темного металла с кольцом на рукоятке, хрустальный череп, серебряная пепельница-лапоть, белый телефон с гербом СССР на диске — но времени разглядывать коллекцию у меня не было.

Я знал, что Гера меня уже видит. Или, вернее, чувствует.

В галерее, как всегда, дул пронизанный электрической свежестью ветерок. Пыли на полу совсем не было. Несколько служительниц с закрытыми лицами при моем появлении тихо отошли в полутьму. Говорить с ними не полагалось. Я даже не знал, кто это — вампирессы или какие-то специально подготовленные халдейские женщины. Последнее, впрочем, было маловероятно.

Древние головы в каменных нишах были накрыты траурными белыми платками с анаграммой «МВ». Я не особо жалел, что эти сушеные седовласые тыквы сегодня скрыты от моего взгляда — даже самый короткий путь к комнате с живой головой успевал настроить посетителя на мрачный лад, лишний раз напоминая, что человек смертен не только внезапно, но и массово.

Во второй советской комнате произошло значительное событие — с реставрации вернулась голова Иштар Зурабовны (она провела на процедурах, кажется, лет тридцать). Я даже вздрогнул. Вот уж кого точно нужно было накрыть платком — но этого почему-то не сделали. Наверно, следовало дать ей подышать, чтобы из нее выветрились бальзамические соли. Впрочем, дело было не в этой горбоносой женской голове с седыми климактериальными усиками — ничего особо жуткого я в ней не находил. Просто чем ближе оказывалась актуальная голова Великой Мыши, тем сильнее я нервничал. Но так и должно было быть.

Дверь к покойной Иштар Борисовне уже была снята — теперь ее бывшая комната стала еще одним залом в галерее. Видна была придвинутая к стене мебель и траурный венок, закрывавший место, где жила голова. Пахло оттуда бинтами и смертью. Я подумал, что после того, как голову Иштар окончательно высушат и вернут на место, мне каждый раз придется проходить мимо сегодняшнего ужаса. Может быть, ей даже оставят глаза открытыми — это при современных технологиях бальзамирования вполне реально…

Галерея кончалась свежевырубленным в камне аппендиксом. В нем была высокая перламутровая дверь со строгой ручкой из белого золота. Выглядело все сдержанно — Гера любила неброский шик.

— Входи, Рама, — сказал невидимый интерком.

Дверь раскрылась, и я вошел.

Эта комната была больше остальных. Или, может быть, так казалось из-за того, что ее стены были полностью покрыты жидкокристаллическими панелями.

Они показывали уходящее во все стороны пшеничное поле. Над полем дул ветер, пшеница волновалась, а в небе собиралась синяя грозовая туча… И еще в поле стояло разлапистое дерево, такое большое и одинокое, что становилось непонятно, как это его еще не расшибли молнии. Красивый волл-сэйвер. Метафоричный.

Я медленно поднял глаза.

В одну из стен была вмонтирована огромная раковина-жемчужница из нежнейшего перламутра. Голова Геры была там, но я старался на нее не смотреть.

Эта раковина не особо мне нравилась. Возможно, дизайнеры имели в виду аллюзию на «Рождение Венеры» Ботичелли, но получилось у них больше похоже на писсуар в поместье арабского шейха. Я изо всех сил гнал эту мысль — но был уверен, что Гера поймает ее при следующем же укусе.

Впрочем, у меня имелся шанс. Можно было попытаться избежать укуса — а потом забыть это оскорбительное сравнение навсегда.

— Здравствуйте, Иштар Владимировна, — сказал я.

— Какая Владимировна? Рама, ты что? Для тебя я просто Гера. И почему ты на меня не смотришь?

Я посмотрел.

В центре раковины было отверстие, из которого выходила длинная живая ножка, похожая на часть огромного гриба — или хобот мамонта-альбиноса. С нее мне улыбалась голова Геры. Синяки под ее глазами уже прошли. Она выглядела хорошо. Но я смотрел не на нее, а на ее длинную мохнатую шею.

Перейти на страницу:

Похожие книги