Бесы пустыни

На дальних подступах, по соседству с отрогами таинственного Идинана маячили постоянно призраки мужчин. Там они разбивались на две группы: вождь находился в центре шейхов и благоразумных, а за ними, отступая на несколько шагов, толпились энергичные и активные, всегда склонявшиеся к силовым решениям. Однако, с большого расстояния казалось, что эти две группы сливаются в один табор. В середине, на голых холмах, покрытых слоем черных камней, обожженных вулканической лавой в давние времена, каждый день с утра накапливался самый несчастный из трех таборов. Это были женщины, завернутые в черные покрывала, они толпились в одной плотной группе, сливались в кучу и становились частью каменной гряды — мрачной вулканической чалмы, венчавшей вершину холма. Детишки хватались за полы и края их одеяний, волочившихся по земле, прячась от нападений нещадных мух и жалуясь матерям своим несвязным детским лепетом. Во главе сборища находилось несколько упрямых старух. Они опирались на посохи из дерева лотоса, наклоняя вперед свои тонкие, скрученные в дугу спины. Поднимали долу свои высосанные невзгодами лица, на которых время прочертило глубокие трещины и чью кожу безжалостный южный ветер окрасил в цвет нечищеной меди. Выход старух наружу из палаточных лагерей придавал этим молчаливым демонстрациям элемент грандиозности и пугал людей умудренных, которые верили в слова легенд о Вау, гласившие, что старухи — столпы жилищ, и если их вынудили выйти наружу из палаток на площади и открытое пространство, то это серьезный признак приближения дня, когда все жилища рухнут.

Часть женщин отделилась от толпы и ускользнула, чтобы добыть воды. Каждая наполняет по толстому бурдюку, предварительно обмотав голову куском ткани, дерюгой или остатками ветхого мешка, чтобы не поранить голову грубой веревкой, которой они прикрепляют себя к бурдюку — при этом шатаются и спотыкаются так, будто черпали из колодца последний раз в жизни. Идут нестройной походкой с бурдюками на головах и на плечах, лица омывает пот, а в глазах — тоска!

На одном из таких представлений женщина-мулатка потеряла рассудок и ополчилась против мужчин. Ей шел четвертый десяток. Говорили, будто она тайком принимает зелье. Муж у нее умер во время карательного похода шейха братства против шакальего племени. Овладела ею тоска и бросилась она к здравомыслящим. Нарушила покой высокого собрания, а в глазах уже горел огонек безумия. На губах плоских — толстая накипь пены. Все изумленно следили за женщиной: она бросилась вперед и начала сдирать чалмы со всех и бросать их на землю. Никто не ожидал, что женщина, пусть даже и безумная, стыд потеряет до такой степени, осмелится совершить бесстыдство. Почтенное собрание пришло в смятение, а те, у которых внезапно оголились головы, принялись прикрывать чем попало свои незащищенные места. Однако она не остановилась на этом и принялась им на макушки песок бросать, пока один из великанов-строителей не повязал ее в свои объятья. Он увидел слезы в ее глазах, а вождь сделал ему знак отпустить несчастную на волю. Она вернулась к полузасыпанному холму вулкана, заголосила и запричитала жалостно. Дервиш, смеясь, пошел за ней следом.

В сердце каждого проснулась скорбь и отозвалась плачем. Это был голос безысходности.

Алиф: Плач по невинным