Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий

Сложно поверить, что пять дней в неделю с утра до вечера станционные служащие, которых никогда не хватает, сколько ни нанимай, все-таки исправно и четко несут свою сумасшедшую вахту. Чего стоит одно лишь утреннее столпотворение! Мириады пассажиров торопятся, чтобы не опоздать дважды в сутки, туда и обратно – каждый к своей цели и своему времени. Плотность человекопотока замеряют по секундомерам. Настроение у всех паршивое, многие толком еще не проснулись. А электрички все подлетают одна за другой и, пожирая пассажиров вагон за вагоном, перемалывают в месиво людские тела и нервы. Сидячие места достаются только счастливчикам. Цкуру всегда интересовало, как это удается – обойтись без вспышек насилия и трагических случаев в такой неуправляемой толпе. Можно ведь даже не сомневаться, если бы какие-нибудь фанатики-террористы задались целью устроить малыми силами максимально кровавое злодеяние, лучшего место, чем Синдзюку, им было бы не найти. Последствия оказались бы просто катастрофическими. Как для железнодорожных компаний, так и для полиции, но в первую очередь, конечно же, для пассажиров – все стало бы кошмаром наяву. И тем не менее почти никаких мер по защите от этого не принимается. Так стоит ли удивляться тому, что кошмар весны 1995 года случился на самом деле?[45]

А станционные служащие продолжают призывно кричать в свои мегафоны, отходящие поезда по-прежнему издают гудок за гудком, и автоматы на турникетах все так же молча считывают терабайты информации со скармливаемых им билетов. Ежесекундно прибывающие составы систематично, как прирученные хищники, исторгают из себя плохо переваренную человечину, заглатывают новую порцию, закрывают двери и нетерпеливо уносятся к следующей станции. Толпы людей спешат вверх и вниз по лестницам, наступая друг другу на ноги, и если у кого-то слетела туфля, можно сразу о ней забыть. Всю утерянную обувь пожирает зыбучий песок под названием «час пик». Зазевавшимся бедолагам – и мужчинам, и женщинам – остается лишь долгий рабочий день наполовину босиком.

В начале 1990-х, когда японский экономический пузырь еще не лопнул, какая-то американская газета опубликовала на первой полосе огромное фото – лестницы Синдзюку, забитые до отказа в утренней суматохе (а может, то был и Токийский вокзал, разницы никакой). Лица людей, спускавшихся по ступеням плечом к плечу, напоминали морды сардин в консервной банке – такие же мрачные и безжизненные. А взгляды их всех упирались в землю. Заголовок под фото гласил: «Возможно, Япония и разбогатела. Но почему столько японцев выглядят так подавленно?» Фотография разлетелась по всем таблоидам страны.

Счастливы ли японцы на самом деле? Этого Цкуру не понимал. Но он знал: по лестницам Синдзюку они спускаются, дружно уткнувшись взглядами в землю, не потому, что несчастны, а просто очень внимательно глядят себе под ноги. Не оступиться, не остаться без обуви на исполинском вокзале – задача архиважная. Но как раз этой, истинной причины на снимке не видно. И потому большинство из них – в темных пальто, с опущенными глазами – кажутся несчастливыми. Хотя, конечно, логический вывод напрашивается сам собой: общество, вынужденное постоянно следить за своими башмаками, ездя на работу и домой, наверное, и правда в чем-то несчастно.

Сколько же времени каждый день тратят люди на транспорт? Часа два-три в обе стороны, прикинул Цкуру. Да, где-то так. Любому сарариману[46], работающему в центре города, женатому и с парой детей, если он хочет жить в своем доме, остается только одно: час-полтора из так называемого «пригорода» и столько же обратно. Понятно, все пытаются провести это время с какой-нибудь пользой. Например, даже в очень переполненной электричке при желании можно читать книги. Слушать на айпаде концерты Гайдна или учить разговорный испанский. Почему нет? Все люди разные; кто-то, возможно, способен даже в такой давке, закрыв глаза, предаваться метафизическим размышлениям. И все-таки в бытовом смысле слова назвать эти два-три часа самым полезным или качественным временем своего дня язык не повернется ни у кого. Сколько же времени жизни у человека крадут, пожирают эти бессмысленные, по сути, передвижения? И до какой степени они истощают ему душу и изнашивают тело?

Впрочем, надо всем этим вовсе не должен думать Цкуру Тадзаки, работник железнодорожной компании, проектирующий вокзалы и станции. Все-таки людей лучше предоставить им самим. Ведь это их жизни, а не Цкуру. И пускай эти люди сами, каждый в отдельности, решают, счастливо или несчастно общество, в котором они живут. Ему же следует думать о том, как обеспечить такому сногсшибательному людскому потоку должную безопасность. А для этого не требуется глубоких медитаций. Для этого нужна лишь четко просчитанная эффективность. Да и сам Цкуру не мыслитель и не социолог. Он простой инженер, вот и все.

Но больше всего Цкуру любил разглядывать эту станцию с перронов ветки «Джей-Ар»[47].