Он вошёл в кабинет. Дверь закрылась за ним. Кабинет действительно был пуст. На столе лежала салфетка, стояла рамочка с фотографией. Коммуникатор тихо гудел на пределе слышимости. Посвистывал на бешеной скорости крохотный волчок, сердце электронной начинки. Брат Альфред вышел в центр квадратной, заставленной убогой офисной мебелью, комнаты. Закрыл глаза. Магистру его уровня не нужны были ритуальные рисунки, с ползаньем на коленках по полу и пачкотнёй рук мелом. Настоящий мастер обойдётся без этого.
Он поднял руки и развёл в стороны. Кабинет был засорён. Очень засорён. Если бы его посетители и обитатели, бесчисленные полицейские всех рангов, возрастов и комплекции, могли видеть то, что видел сейчас Высший магистр, они выбежали бы отсюда, зажав уши и носы. Но им не помогла бы никакая уборщица со шваброй и набором чистящих средств. Потому что это была грязь времени. Многолетние наслоения, оставленные людьми, их душами разной степени чистоты.
Он задышал ровнее, пошевеливая пальцами. Невидимые нитки двигались вместе с ними, перемещая слои невидимого обычным глазом пространства. Он был паучком, сидящим в центре только свитой, новенькой паутины, и тихо тянул за паутинки, проверяя их на упругость. Паутинка дёрнулась, задребезжала. Тонко пропела тягучую, невыносимую ноту. Брат Альфред открыл глаза. Его вырвало из транса так внезапно, что у магистра закружилась голова. Дверь открылась, и вошли двое. Он застыл на месте, успев опустить руки и нацепить выражение заблудившегося посетителя. Человек в лёгком светлом пиджаке с подвёрнутыми рукавами и летних брючках прошёл к столу и остановился. За ним маячил другой человек, пониже рангом. Ибо Высший магистр узнал бы своих собратьев даже с закрытыми глазами. Даже если бы не знал их по портретам, взятым из закрытых файлов в сети. Отступники. Приспособленцы.
— Э-э, — первый, в летнем пиджачке, остановился. Он явно собирался что-то сказать. Второй наткнулся на него. На лице его отразилось недоумение первого.
Брат Альфред улыбнулся. Его вырвали из транса, но паутинки ещё вибрировали. Остатки паутинок, потому что нельзя не отдать должное вошедшим. Один из них был неплох.
Высший магистр молчал, собираясь с силами. Первый из вошедших глянул на него в упор, словно только что осознал его присутствие. Второй заморгал, оборачиваясь кругом.
Паутинки задвигались, натянулись, неслышный, невыносимо тягучий звук поднялся к потолку, поменял тон до визга. Потом лопнули, и на брата Альфреда обрушился ледяной душ. Он инстинктивно сжался, втягивая внутрь раскинутые по пространству щупальца ощущений. С трудом поднял глаза, увидел позеленевшее лицо второго и застывшее, как посмертная маска, лицо первого. Кто из них окатил его, понять было невозможно. Высший магистр невероятным усилием воли взял себя в руки, хотя всё существо его вопило об опасности и необходимости бегства. Он сконцентрировался до того конечного состояния, что давалось лишь немногим избранным в ордене, и снискало ему подлинное уважение всех магистров и даже членов совета. Сейчас или никогда. Один удар, и парочка соперников выйдет из строя.
Она отпустила его. Тихо гудели струны висящей на стене гитары, лёгкий ветерок из открытого окна поднимал прозрачное полотно занавески. В стену привычно колотила сухим кулачком соседка, безнадёжно старая дева. Он вздохнул, перекатился на спину. Занавеска поднялась невесомым парусом и опала. Тихо тикали старинные часы на стене. Гитара затихла, кулак соседки в последний раз стукнул в стену.
— Такого фейерверка я ещё не видела, — пробормотала она, лениво подняв руку и рассматривая ногти. Маникюр опять пришёл в негодность. — Надо почаще тебя бросать.
Он потянулся, с силой потёр лицо. Сел, опустив ноги на коврик у кровати. На вытканном шёлковой ниткой коврике целовались голубь с голубкой.
— Мне нужно идти.
— Прямо сейчас?
— Да.
— Ты точно ненормальный, — проворчала она, зарываясь лицом в простыню. — Убирайся. Дай мне поспать.
Он наклонился, провёл ладонью по спутанной рыжей гриве. Она дёрнула плечом. От неё пахло клубникой.
— Ты выйдешь за меня?
— Я пока не сошла с ума.
— Я пошёл.
— Иди.
Он вышел из комнаты, она подняла голову, проводила его взглядом и опять уткнулась лицом в постель, улыбаясь в простыню.
Исчез кабинет, исчезла дешёвая, потёртая мебель, провалился в небытие стол с рамочкой и коммуникатором, оставив по себе лишь воспоминание. Осталась лишь пустота, заполненная сгущавшимся напряжением натянутых до предела нитей невидимого пространства. Сейчас.