–Прекрасно, Хан. Вы, кстати, не бойтесь. Наша защита спасет вас буквально от всего. Ну, от пулевого точно. Так, давайте-ка вот эту штуку на себя через голову… вот так, молодец, как огурчик. Руки просунул, теперь замочек под яйцами. Все, выходим, получаем стволы….
…– Ребята, нам придется действовать несмертельным диверсионным оружием. Грубо говоря, это парализатор. Но настоящего полицейского оружия у меня нет, и взять его негде. Поэтому, парни, штука это хреновая. Честно говоря, она не человеческая. Влупишь в башку – и конец, а нам, как вы помните, нужно без шума.
– Как здорово! – скептически хмыкнул Огоновский, выскочив из люка. – Виктор, хватит заниматься строевой, гроза уже идет.
– Я не успел, – прикусил губу Ланкастер. – Вы думаете, я тут ерундой занимаюсь? А?
А? А все уже. И маленький мальчик Хан, бегавший когда-то по вантам учебного барка, сидит, облитый непонятным материалом бронекомбинезона, и на ногах у него высоченные невесомые ботфорты, на плечах – застегнутая под горло куртка с примотанным слева чужим генеральским погоном, а во внутреннем кармане гибкий диск с патентом. Патент генеральский. Убьют тебя, мальчика Хана, вся Конфедерация встанет. Только кто в это поверит?
А? А снаружи гроза. И зачем я эту присягу кровью своей принял? Сам все это придумал, и к ним, гадам, обратился! Ну какое мне было дело и до Раммаха, и до Конфедерации – уехал бы на острова, забылся… а! Все.
У него ужасно болели зубы. В общем-то они даже не болели, а ныли: но прыгать с парашютом, что он делал не менее ста пятидесяти раз, был куда как менее страшно, чем нырять вслед за узким темным телом Ланкастера в никуда. Высотомер на забрале его шлема показывал 80, он уже понимал, что это, но прыгать в гравилуче было жутко до ужаса.
– Поехали, Брад, – и, схватив Дельво, он шагнул в слабо светящийся луч.
И тут же они поплыли – оба, и менее чем через три секунды их – обоих! перехватили невероятно сильные и пружинистые руки генерала Ланкастера.
– Вот ведь говно какое, – прошипел он. – За мной, быстро! Отстанете – ногами забью до смерти!
Каннахану Уэнни казалось, что он действует в полусне: огромная фигура Ланкастера несколько секунд повозилась перед запертой дверью, после чего его оттер Брадден Дельво, стремительно рванувшийся вперед, и – охранник в синем балахоне:
– Господа, я понимаю, что нынче гроза, но не могу предоставить вам ничего лучше ко…
И не нужна нам твоя конюшня, потому что Брад выстрелил первым, а я, Каннахан, успел подхватить уснувшего, а эта сволочь, Ланкастер, стоял сзади, скрестив руки, подняв забрало шлема – и смотрел.
А потом он помчался вперед, повелев остаться нам в охранении в коридоре, и за ним примчался Огоновский. И я сперва все слышал, а потом…
– Хан, ко мне!
Его голос был неощутим – мы ведь с Брадом знали и видели все, что происходит вокруг, – но он требовал меня, и я пошел. Там лежал Мук – я его помнил. Ох, не пожелаю я кому-нибудь еще такое увидеть. Он был уже не желтый, как раньше мы его когда-то видели, а –серый. Совсем серый.
– Ну, это еще ничего, – деловито сказал Огоновский. – Живой зато. Виктор, что там с сиделкой?
– Не переживайте, дружище, – и Ланкастер подкинул на ладони свой инъекционный пистолет. – Тетка моих лет, так я засадил ей мощнейший гипергормональный афродизиак. Хватит до гроба. Я сам магазин снаряжал. Хан, вы здесь? Вы должны быть свидетелем. Мы не станем его убивать. Мы быстро считаем его память за последние двадцать лет, мы ее «срежем», после чего заместитель Дельво превратится в мычащего идиота.
– Я думаю, да, – ухмыльнулся Огоновский, надевая на лысую голову умирающего гибкое черное кольцо. – Мы не станем его убивать. Чего ради? Мы срежем у него память, благо это займет совсем немного времени. Так оно надежнее. Время, время! Завтра проснется спятившая на своей старой пиздяке сиделка, а охранник, если проблем у нас не будет, всего лишь решит, что он вчера как следует нажрался… А… все! Бегом, мои офицеры!
Сверху била гроза и лил дождь. Они со всех ног мчались через старый сад, и в уши Каннахану стрелял странный полусмех-полуразговор Виктора Ланкастера, который добежал до катера гораздо быстрее него и уж тем более быстрее часто задыхающегося Браддена Дельво – но, подняв машину, он ждал, он постоянно давал алый маяк направления в шлемы, а потом, едва они влетели в нестрашный теперь луч, тут же поднял машину в небо.
– Ребята, – сказал он, кидая им в руки пакетики с горячим уже полевым ужином, – вы так бежали, как будто я поднялся бы без вас. Вы в самом деле думаете, что Конфедерация бросает своих? Вы серьезно?
Каннахан не понял тогда одного – а как туда добежал достаточно плотный и явно не молодой Огоновский?
– Вот он, вот он, – сообщил им Ланкастер, выворачивая штурвал. – Нам-то ведь смешно даже: у нас планеты куда тяжелее вашей. Вы, офицеры, по нашим побегайте!
А потом, когда облитые черным руки Ланкастера пробили грозу, он сказал ему: