– Блаженны кроткие, ибо попадут в царствие небесное, учит нас божественный агнец, братья мои во Христе, но нигде он не говорит: «Терпите присутствие фарисеев». Нет! Господь изгнал мытарей из храма. Он, воплощение небесной доброты, возгорело гневом, взял плеть в руки и изгнал мытарей. Что же делать пастырю, если видит, что стаду его грозит опасность? Допустить чтобы волки пожрали овец или вызвать гнев праведных? Что делать мне, возлюбленные мои братья, если в эту самую минуту когда я проповедую слово божие, здесь, в церкви, построенной ревностными христианами нашего селения» которому божественное провидение никогда еще не отказывало в своей милости, я вижу волков. Дорогие мои прихожане! Я всегда предостерегал вас против фарисеев, но в нашем мирном селении их до сих пор никто и в глаза не видел.
Отец Орэ простирает к нам руку.
– Вот они! Вот лицемеры, которые лживым своим благочестием оскверняют дом божий! Вот они – мытари. Да, да! Ты стоишь на коленях, лицемер, ты не поднимаешь глаз, но я вижу: ты – посланник дьявола, Vade retro Satanas![6] Посмотрите на них, возлюбленные чада мои! Вот этот, толстый, сеет раздоры и клевещет на служителей господа бога нашего…
– Святейший отец… – возражает Инженер.
– И ты смеешь, фарисей, отравлять своим змеиным дыханием дом божий?
Гневные лица со всех сторон окружают нас.
– Вон отсюда!
Инженер вылетает как пробка. Уже у самых дверей он говорит, задыхаясь:
– Если этим кукуфате[7] удастся поймать нас, они нас зарежут. Спасайся кто может! Бежим кто куда! Уцелеем – встретимся на южной тропе.
Поднялась суматоха, прихожане разделились. Одни кидаются в угон за Инженером, другие – за мной. Жабоглот, чтоб он пропал, тоже бежит за мной.
– Сворачивай в другую сторону, не цепляйся за меня, клещ несчастный!
– Не бросай меня, дяденька, – всхлипывает он и трусит следом, в обнимку со своей скрипкой.
Жабоглот теряет сандалию, падает. Я сворачиваю за угол. Тупик! Вбегаю в чей-то двор. Ни души. Крики приближаются. Мечусь в отчаянии, ищу, где бы спрятаться. В углу – огромный глиняный кувшин для вина. Влезаю.
– Я твой музыкант! Не бросай меня, сеньорито!
Слышу тяжкое дыхание Жабоглота, слышу, как они с воплями окружают его.
– Святотатец!
– Я честный христианин, сеньорито.
– Убить его!
– Прикончить, и все тут!
– Простите, дяденьки!
– Подыхай, проклятый!
Брань заглушает мольбы Жабоглота. Прихожане забрасывают его камнями. Я затыкаю уши. Не хочу я слышать, как тебя раздавят, будто таракана, Жабоглот.
– Другой, верно, тоже где-нибудь здесь.
– Я видел, как он сюда вбежал.
– Нигде нету.
– Надо, наверно, велорио ему устроить.
– Куда его оттащить-то?
– Спросим у святого отца.
– А другой где?
– Должен быть тут.
– Серой пахнет.
– Не серой это, а дерьмом!
– Они, проклятые-то, все так воняют. Давай ищи его!
Искали они меня, эти окаянные кукуфате, до темноты. Да еще потом долго бегали по улицам с факелами. Я притаился и ни гу-гу. Поздней ночью я наконец вылез из своего убежища. Вот как вы поплатились, хозяин! И вы, и ваш шут погибли, побитые камнями! Теперь я буду работать на себя. Подумаешь, какое трудное дело – план снять! В конце концов, и раньше-то кто их снимал? Разве не я? «Сеньоры, я берусь заменить Инженера. У меня имеется и каска, и кожаная куртка, и сапоги; я не такой обжора и возьму с вас вдвое меньше». Тахеометр я починю, куплю себе темные очки, а потом мне дадут в сопровождающие музыканта. Дождавшись, пока ночные тени совсем сгустились, я зашагал прочь. Рассвет застал меня неподалеку от Чинчины. День был базарный. На лотках громоздились такие чудеса, что у меня голова закружилась. Вот на углу старушка продает будочки. Булочки лежат на разостланном одеяле – пять кучек. Мимоходом прихватываю три. Не волнуйтесь, сеньора, скоро я займу место Инженера и, когда закончу свою работу, стану самым богатым человеком в Перу. Тогда я подарю вам целую булочную, отправляюсь дальше на юг. Сумерки. Деревушка. С площади Доносится музыка. Какой-то праздник? Иду туда. Слышится пение. Голос как будто знакомый. Это опять ты, проклятущий! Вхожу в дом. Посреди комнаты, битком набитой народом, пляшет Жабоглот – голова забинтована, рожа вся в синяках. Инженер сидит на стуле и весело хлопает в ладоши.
– Хозяин!
– Ты откуда явился, бродяга? Где разгуливаешь? Я за что тебе жалованье плачу?
– Как же было не удрать, досточтимый господин Инженер? я всю ночь вас разыскивал, никак найти не мог. Думал, эти сволочи вас убили. Уж я плакал, плакал, хозяин. Смотрите, какие красные глаза.