Читаем Бессонный всадник полностью

Бессонный всадник

Он пришпорил коня. Под вечер увидел Чертову Лестницу – скользкие, гладкие камни, восходящие к вершине. Только самые смелые кони могли по ней подняться.

– Семпронио, он поднялся по Чертовой Лестнице.

– Я смотрел и там, дон Медардо.

– Значит, упустил.

– На этих камнях не остается следов, хозяин.

– Откуда же я знаю, что он там был, Семпронио?

– Вы узнаете про все, хозяин.

– Особенно про твою глупость. Будь здоров!

– Будьте здоровы и вы, хозяин.

Простофиля остановился у ручья и погрузил морду в холодную воду, Родригес поглядел вверх и увидел лам на снежном карнизе. Ах, красота! Ламы, одна за Другой, безучастно и величаво уходили в забвенье. Родригес пришпорил коня. Простофиля все пил и пил. Он пришпорил снова. Конь прошел несколько метров, тяжело вздохнул и упал.

– Я увидел загнанную лошадь, а на пол-лиги подальше седло. Хотел сберечь седло, а себя погубил.

– Когда-нибудь да должен он был утомиться.

– Мы просто мерли, так спать хотелось. А он – человек железный. Ах ты, хозяин, как нам хотелось спать!..

– Говорят, тебе есть где прилечь, Семпронио.

– Бабы сами лезут, хозяин.

– То-то и худо, что они за нами бегают. Твое здоровье.

– Ваше здоровье, хозяин!

Я боролся со сном, Крисостомо. Сон – что вьюнок: поднимется по груди, обовьет шею, закроет лицо. Просто не знаю, как Я ноги волочил. Спал на ходу, и снился мне колченогий Эваристо, который на муки пошел, но не открыл, где мы прятали права. Это прибавляло мне сил, но все же я дважды проснулся с мокрым лицом, падал в лужу. Я думал: «Ты спасаешь права общины». Это держало меня. Я выгадывал время, чтобы ты, Крисостомо, успел сообщить нашим, и думал: «Отцы и деды гибли за эту бумагу. Неужели ей пропадать по моей слабости?» Когда долго не спишь, видишь траву вместо снега и озеро вместо пампы. Я думал: «Семпронио тоже не железный». И решил соснуть. Ведь не поспишь – умрешь. Нашел я подходящую ямку, лег, и мне тут же приснилось, что Семпронио меня нагнал, трясет за плечи, глядит мне в лицо с вечной своей злобной усмешкой.

– Трудно с тобой говорить, Родригес.

«Это мне снится».

– Никак тебя не поймешь. Как же тогда говорить?

Семпронио тряс его за плечи и глядел на него с вечной своей злобной усмешкой. Родригес очнулся. Перед ним маячили морды преследователей.

«Нет, не снится».

– Что вам от меня надо, сеньоры?

Усмешка Семпронио разлетелась осколками нервного смеха.

– Еще спрашиваешь, хам?

И он хлестнул Родригеса уздою по лицу.

«Не снится!»

– Погляди на горы в последний раз.

Голос у Семпронио изменился.

– А можешь и спастись. Хозяин сказал, чтобы я просил у тебя права тихо-благородно. В Тангоре так оно и было, но ты обращения не понимаешь, сбежал от меня.

– Твой хозяин не властен над нашими правами.

– Селесте, прежний председатель общины, отдал ему эту землю.

– Селесте продался или сдурел.

– Добром тебя прошу!..

– Права не при мне.

Семпронио даже задрожал.

– Мне больно слышать ложь. Не лги мне, прошу тебя!

И он снова хлестнул Родригеса по лицу.

– Рамиро.

– Да, начальник?

– Набери колючих веточек.

Молодой надсмотрщик удалился, цыкая зубом, в котором застряло волоконце мяса.

– Я прошу добром. Не люблю обижать людей.

Сумерки своим золотым языком лизали тернии в руках Рамиро и снега на дальних вершинах Анамарай.

– Хватит, начальник?

– Нет.

Рамиро набрал еще колючек, пучок стал больше.

– Хватит! – Семпронио обернулся к Родригесу. – Из-за тебя мы не пьем, не едим. Раздевайся!

Родригесу стало холодно.

– Зачем?

– Не твое дело, сукин сын!

Он вынул револьвер из-под пончо.

– Раздевайся!

Родригес снял пончо, куртку, пропотелую рубаху, старые байковые штаны. Ветер хлестал его несчастное тело. Ему уже не было холодно.

– Скажи, где ты прячешь права, и я тебя отпущу. Мне же лучше. Все останется между нами. Ты гибнешь зря. Люди неблагодарны. Если бы ты голодал, думаешь, Янакоча помогла бы? А мы друзей не забываем. Мой хозяин о тебе позаботится. Где права?

Амбросио Родригес молчал.

– Не губи ты себя! Назови селенье, и все. Мы поищем сами. Что, не хочешь говорить? Тогда попляши!

Пыль, поднятая пулей, окутала ему ноги.

– Становись на колючки и пляши, да повеселее!

Семпронио выстрелил снова. Родригес приказал ногам сдвинуться с места, они отказались.

– Будешь говорить?

– Нет.

– Умереть захотел?

– Я так и так умру.

Сумерки сгущались, и Семпронио с трудом различал алую струйку, сочившуюся из рассеченной брови.

– Семпронио, высоко в горах, на землях нашей общины, у твоего отца пала лошадь. Началась гроза. Он потерял дорогу. Спас его один из жителей Янакочи.

– Не поминай мне про отца, – сказал управляющий. – У меня слишком нежное сердце.